#ActBeautiful: Дизайнерка и спасительница винтажных кресел Настя Жеребецкая

Настя Жеребецкая – дизайнерка, художница и соосновательница дизайн-бюро Spiilka. Несколько лет назад Настя запустила апсайклинг-проект Armchairity – она реставрирует старинные кресла, наделяя их новым смыслом. Настя рассказала, как начинался этот проект, какое значение она в него вкладывает, а также поделилась личными экопривычками.

Настя Жеребецкая: Идея Armchairity родилась, когда я уже шесть лет работала в дизайне. Может, для кого-то это и не очень долго, но для меня было достаточно. Есть же кризис среднего возраста? А у меня случился кризис работы в дизайне. Поняла, что уже становится скучно и хочется создать что-то важное.

Почему именно стулья? Наверное, потому что вокруг много друзей архитекторов, и мне хотелось попробовать себя в чем-то таком, что можно пощупать. А еще у меня какая-то необъяснимая любовь к стульям. 

Однажды шла по бульвару Шевченко, и возле музея охранник сидел на малюсеньком стареньком стульчике, видимо, оставшемся с каких-то давних времен. Набралась смелости, подошла и спросила: “Можно я его у вас куплю за 50 гривен?” Не знаю, как чувствуют себя наркоманы, но, судя по всему, я испытывала именно это ощущение. Понимала, что, если уйду, не купив этот стул, мне будет плохо. Охранник легко согласился. Тогда и поняла, что все – я крейзи.

Реставрация не была самоцелью, мне просто хотелось совместить свою любовь к стульям и к винтажу. Потому что вещь может жить очень долго и стать связью между поколениями. Я отношусь к винтажным креслам как к каким-то “машинам времени”.

Осознанное потребление – один из моих принципов. Но я не очень люблю, когда на первое место в продукте, неважно каком, ставят экологичность или благотворительность. Иногда со стороны это выглядит так, будто люди пытаются угнаться за трендом. 

Поэтому никогда особо не афиширую, что Armchairity – еще и благотворительный проект. Но это всегда отмечают издания, которые пишут о нас, потому что художественная ценность – не так интересна. 

Достаточно долго исследовала фонды помощи старикам. Друзья подсказали организацию Starenki, и мы с ними сошлись. Благодаря проекту многое узнала об этом фонде. Мне нравится, когда все связано между собой, когда могу объяснить какие-то решения. Было бы странно, если бы, говоря о любви к винтажу, о дани прошлым поколениям, выбрала, например, фонд помощи животным. 

Ни на одном кресле я не зарабатываю. В цену входят себестоимость и помощь для фонда Starenki. Если бы я себе еще что-то оставляла, кресло было бы намного дороже. Это не для заработка, а скорее для личного времяпровождения.

Пиаром специально не занимаюсь. Как только выкладываю пост в Instagram, сразу же идет серия публикаций в различных медиа. Круто, когда тебя поддерживают, и людям не все равно. Все думают, что я кому-то плачу, часто у меня спрашивают, к кому обратиться, чтобы так же разместить свой проект в том или ином СМИ.

Люблю только определенные эпохи – 60-е и 70-е, 80-е уже кажутся неинтересными. Примерно в это время даже авангардные студии начали заниматься масс-маркетом.

Вначале искала стулья на барахолках, пыталась найти какие-то закрытые группы коллекционеров. Но там интересуются антиквариатом, креслами 19 века. Для них 60-е – как для меня современная мебель. Поэтому хотела найти тех, кто распродает кресла, ненужные или гниющие в гаражах. На OLX обнаружился целый океан старых, очень плохих кресел, которые просто жаждали моего появления.

Потом начала мониторить барахолки в Польше, но мне или не отвечали, или сразу отказывались, когда я просила отправить стул в Украину. От таких кресел люди хотят избавиться побыстрее, желательно самовывозом. Никто не жаждет заморачиваться с логистикой. Но бывает такое, что удается достучаться.

Первые разы было тяжело, я просила, говорила, что мне очень нужно, пожалуйста, отправьте мне кресло за 900 гривен “Новой почтой”. Я знаю, что вы живете в 40 километрах от почты, но привезите его, будьте добры.

Теперь сразу бросаю сайт проекта, показываю, чем я занимаюсь: “Вот таким ваше кресло может стать”. Тогда люди верят в идею и лучше идут на контакт.

Последнее кресло, которое я заказала, датируется 1961 годом. На момент покупки в Берлине оно уже было из винтажных, так что, возможно, оно еще старше. Судя по форме, мне кажется, что это 30-е – такой супермодерн, круглые линии. Мне его даже жалко было продавать, хотела себе оставить, но в квартире просто нет места. Кресло в отличном состоянии, его берегли, передавали из поколения в поколение.

Сейчас я выхожу на новый уровень. Если раньше мои знания касались только определенной формы и эпохи, то теперь мне знакомы имена архитекторов, которые занимались дизайном, студии, фабрики.

Поэтому мне уже не так интересно просто покупать старое кресло и делать из него что-то красивое. Мне хочется, чтобы это было конкретное изделие, а не просто история, которую я пытаюсь угадать или додумать. Недавно приехало кресло чехословацкого завода Tatra, авторства Антонина Шумана. Мне очень важно сохранить его первозданный вид, даже с обивкой.

Я не хочу покупать отреставрированное – лучше старое. Дома у меня старинные кресла: одно голландское – классическая модель, от которой потом пошла мебель со строго симметрическими основаниями, другое – обыкновенный советский стул, его протирали попы всех моих родственников, бабушки и дедушки.

Логистика в проекте – самый неприятный и трудоемкий процесс, особенно, если дело доходит до грузчиков. Они никогда не заносят мебель на мой этаж, приходится самой разбирать деревянные конструкции со всеми гвоздями. Доставка иногда в 5-10 раз дороже, чем само кресло.

Каждый раз выслушиваешь от грузчиков смешные комментарии. Как-то позвонил курьер и спрашивает: “Вы знаете, что вы купили? Я должен расстроить, вас обманули, кресло старое”. Действительно, последнее черное кресло было в ужасном состоянии и выглядело так, будто мне кучу дров передали. Сделали из него новое – остались все внутренности, деревянный каркас, поменяли только обивку.

Это кресло всех отпугивало. Я сотрудничаю со студией VERDI, которая делает мебель для ресторанов. На тот момент поменялся менеджер, который работал со мной. Я показываю эту рухлядь новой сотруднице и говорю: “Давайте делать кресло”. Она испугалась, пришлось ей заново “продавать” весь проект.

Уже создано пять серий кресел, готовлю шестую. Обычно в серию входят два кресла, люди редко покупают одно. Бывают исключения – одиночное кресло Blue Rose середины 70-х, посвященное Дэвиду Линчу.

Дизайн для кресел я выбираю, потому что мне нужно “высказаться” на определенную тему. Есть люди, которые говорят словами, другие могут рассказать историю через песни, я говорю креслами. До этого пыталась говорить картинами, иллюстрациями.

В каждое из кресел я вкладываю душу, и, если собрать их вместе, то получится мой психологический портрет. Мне нравится Дэвид Линч, люблю фильм “Плакса”, которому посвящена одна из последних серий, нравятся определенные эпохи, вехи в истории и все они находят отображение в проекте.

Но я не люблю, когда символы в лоб. Для меня важно, когда смотришь на кресло и возникает какое-то ощущение, которое словами не выразить. Я бы не обрадовалась, если кто-то посмотрит на кресло и скажет: “Все понятно”. Это слишком простая и не художественная история.

Последнее кресло (то самое, 61-го года) впервые делала под заказ. Я больше ориентировалась на заказчиков, чем на себя. Было трудно, но мы сошлись. Они геймеры, и в их любимой игре волшебник говорит фразу “Would you kindly?” с вариантами действий – они попросили написать на кресле “Would you kindly take a seat?”. Мне срезонировало, что кресло будто разговаривает.

Я очень хочу с детства привить дочке магическую способность, которая присуща некоторым людям – наделять вещи смыслом. К тем же стульям, например, можно относиться как к груде деревянных деталей с обивочкой, а можно – как к порталу, который соединяет поколения. Надеюсь, это зерно сознательности прорастет и станет приносить добрые плоды.

Стараюсь не покупать лишнего. Бывает, получая очередную бесполезную вещь, я думаю: “Это восьмая ваза, я не буду ею пользоваться”. Рада подаркам, но не люблю, когда всего много. Чувствую себя какой-то виноватой, что ли.

У меня одна куртка, пара обуви на зиму, пара – на осень. Хочу пересмотреть свое потребление, не покупать некачественный масс-маркет, потому что он живет недолго. Отношусь к одежде как к инвестиции. Лучше накоплю денег и куплю дорогую вещь. Когда мне надоест носить или перестанет нравиться, продам человеку, которому будет нужно. Каждую неделю в инстаграме провожу Garage Sale. Думаю, люди от меня отписываются, потому что считают, что я торгаш или фарцовщик. Но я уверена, что у каждой вещи должна быть своя жизнь и польза.

Заметила, что те, кто и раньше пытались быть хорошими людьми, эволюционируют семимильными шагами. А с теми, кому экосознательность не интересна, ничего не происходит. С одной стороны, есть видимый скачок – стало больше людей, которые сознательно относятся к потреблению, больше кофеен, ресторанов, которые поддерживают zero waste, есть инициатива Яны Червинской. 

Но в этом задействован очень маленький процент населения. Выходишь из дома, видишь перед собой три мусорных бака – один вроде экологичный, а на самом деле в нем все что угодно. Многие даже не слышали о сортировке – выбрасывают органику с пластиком в один и тот же бак. Есть над чем работать.

В Европе у всех раздельные баки и сортировка входит в привычку, а у нас чувствуешь себя крутой, если поставила дома раздельные ведра для стекла и бумаги. Для меня это личная победа.

На самом деле, очень тяжело начать сортировать в Украине. Я действительно люблю свою страну, но это сложно. Мы с мужем долго копили цветные бутылки, я после ездила по всем ближайшим пунктам приема вторсырья. Половина не работала, а в одном сказали, что ни один из видов стекла не принимают. Я сортировала, но в итоге никуда не передала. А теперь думаю с ужасом, что мне придется ехать далеко, в “Україна без сміття”, потому что других цивилизованных пунктов не нашла.

Но я верю в силу маленьких проектов, верю в силу микроинфлюенсеров. По крайней мере, вся бизнес-статистика последних лет подтверждает, что, если один хороший человек расскажет другому хорошему человеку о важной инициативе, это сработает.

Здесь работают такие же законы, как в моде, искусстве, рекламе – обратная воронка продажи. Ты целишься на одного, он рассказывает другому, получается сарафанное радио, и все счастливы. Но глобальные изменения без поддержки властей невозможны.