Впервые я плакала на приеме у гинеколога в 18 лет. У меня была задержка месячных, и я обратилась в обычную студенческую поликлинику. «Рожаешь или аборт делаем?» — кричала на меня доктор, при этом даже не предложив сдать анализы. Абсурд был в том, что тогда у меня еще не было секса. Сражаться было бессмысленно, и через знакомых я нашла хорошего специалиста. Оказалось, что надо поставить на место гормоны, и в течение двух месяцев у меня все наладилось. На профилактический осмотр я ходила раз в год и ни на что не жаловалась.
Второй случай, когда я не сдержала слез на приеме у гинеколога, произошел в мои 30 лет. К этому времени я стала мамой. После рождения дочери прошло чуть больше года, и я обратилась к детскому гинекологу.
Накануне мы переехали в другой город, где было все незнакомо, и, может, поэтому я не сразу въехала, где правда, а где ложь. Сейчас злюсь на себя, что потратила четыре месяца, доказывая, что я и моя дочь здоровы.
Началось все, когда мы вернулись с моря. Я стала замечать, что дочка периодически держится ручками за гениталии. Запрограммированная с детства бабушкиными советами, купала ребенка в отваре ромашки. Не помогло. Идем в поликлинику. Наша семейная докторка уехала на курсы. Участковый терапевт назначает анализ крови и мочи. Лаборантка сразу же заряжает на успех: «Это 100% инфекция мочевыводящих путей». «Спасибо за поддержку», — говорю.
Я понимала, что угрозы жизни для ребенка нет: она без проблем ходит в туалет, нет температуры, нет других выделений. Надо было лишь проверить: возможно, сахар высокий (по наследственности), возможно, сбой гормонов или посидела на холодном песке. А может, там вообще ничего нет, и ребенок таким образом изучает свое тело — это нормально в таком возрасте. Но я не специалист, чтобы ответить на эти вопросы, поэтому обратилась за помощью.
Все анализы были в норме, и нас посылают к детскому гинекологу. Бакпосев на грибок – штука безболезненная, поэтому делаю два исследования в частной и государственной клиниках.
Результаты из частной клиники показали молочницу. Ок, будем лечить.
В государственной клинике доктор с трагическим видом предлагает мне сесть в кресло. Дочка у меня на руках, садимся вместе. С дрожью и волнением в голосе гинеколог говорит, что за 20 лет такого не видела.
— Если бы вы увидели эту пробирку…
— Что бы я сделала? — перебиваю. — Тогда мы обратимся в третью клинику.
— Не хочу ничего сказать плохого, но частные клиники только зарабатывают деньги и не несут никакой ответственности, — говорит врач и дает направление в Институт венерологии и дерматологии при Академии наук.
Здесь бы мне засомневаться, но этого драматического гинеколога мне рекомендовали три разных человека. И я соглашаюсь ехать в институт.
Мне страшно, для меня это жуткое учреждение, но я плачу, только когда моя дочь спит. На приеме стараюсь спокойно объяснить, что сдали анализ на грибок, но в поликлинике нет реактивов, способных определить вид и поставить диагноз. Специалистка (назову ее академичка) отказывается проверять наличие грибка (они этим не занимаются) и предлагает сдать анализ отдельно мне и ребенку на наличие инфекционных болезней. Анализ куда более неприятный, чем бакпосев. Сцепив зубы, держу малышку вместе с медсестрой. Успокаиваю себя мыслью, что дочка маленькая и все это забудет.
Сама еду сдавать анализы через неделю, потому что, как обычно, в госучреждениях «понедельник – неприемный день, во вторник принимаем только стационар, в среду у нас профилактика, в четверг болеет доктор, а в пятницу с 8 до 10 мы вас ждем». Неделю жду результатов. У дочери не находят ничего (даже молочницы), а у меня — та-да-дам! Трихомонада и хламидиоз. Стоп, господа! А как же мои ежегодные осмотры? И как же я живу с такими диагнозами и ничего меня не беспокоит?
— Вчера не было, сегодня есть. Может вы носитель. А инфекция девочке передалась во время беременности, — размышляет академичка и выписывает препараты для дочери, а мне назначает стационарное лечение.
— Почему же вы не нашли инфекцию у ребенка? — пытаюсь защищаться.
— Она еще слишком маленькая, чтобы взять достаточно материала для анализа. Хорошо, что вы к нам обратились, а то приходят в пять лет, а там уже полная картина.
— Но я сдавала анализы все девять месяцев — все, что рекомендовала врач.
— Ох, — вздыхает академичка, — эти гинекологи в поликлиниках погубили нам половину женского населения. Они проверяют, лишь бы зарплату получать. Вы думаете, почему сейчас так много бесплодных женщин?
Возвращаюсь домой, прибитая новостью о своем состоянии, страшно переживаю за дочь. Отпускаю мужа на работу, оставляя весь «приятный» разговор на вечер.
В интернете ищу информацию о заболевании у детей. Пытаюсь переводить с американских сайтов. Да, лечится. Но антибиотики убивают пищеварительную и выделительную системы. Препараты, которые назначила академичка, применяют с 12 лет. Конечно, я не спешу их покупать и ищу другого врача.
Что касается меня, то чем больше читаю про все стадии протекания болезни, начинаю верить, что заразна. Проходит еще несколько недель, и я уже чувствую, как болит внизу живота. Правда, скоро пошли первые месячные после родов, но ведь я практически поверила, что больна (кто не в курсе: во время лактации нет никаких выделений в цикле, а кормила я больше года).
Ищу клинику, которая поможет во всем разобраться. Еду на консультацию к частному гинекологу. Она опаздывает на 20 минут, я пытаюсь ей рассказать весь флешбек истории, но она без моего согласия начинает трогать ребенка. Испуг, визг, слезы, и мы вместе с дочкой быстро уходим.
Далее штурмуем Институт детского и подросткового здоровья, более известного под названием «Охматдет». Несмотря на бедность и холод в помещениях, доктора тактичны и внимательны. Снова держу своего ребенка. Опять ненавижу себя за тот крик, который издавала моя дочь. Врач успокаивает, что изначально в детской поликлинике неправильно взяли анализ. Потом она выписывает мне направление к психиатру. Не знаю, как я тогда выглядела, но помню только громадное чувство вины перед моим самым дорогим и любимым человеком. Я начинаю реветь.
Но лучшим психиатром для меня стал звонок доктора из «Охматдета»: девочка полностью здорова! Можно было выдохнуть и не винить себя, что заразила ее. Теперь осталось разобраться со мной и с мужем. Иду в обычную поликлинику для взрослых. Гинеколог спрашивает, каким методом брали анализ в Институте АНУ. Показываю ей заключение.
— Однозначно надо пересдать! Это метод 60-х годов. Это долго объяснять, но там врач самостоятельно решает: есть инфекция или нет. У нас уже давно война с дерматологами, они постоянно приписывают всем эти диагнозы.
Нам с мужем дают направление на ПРЦ-анализ крови и биопсию. Это показатели ДНК, которые точно рисуют всю картину. Мы по традиции идем в разные клиники. Когда на почту приходят результаты, я прыгаю от радости — никаких венерических, кожных, грибковых заболеваний у нас нет.
Сейчас я часто спрашиваю себя: что это было? Моя недальновидность, неумение за себя постоять? Зачем было назначать лечение, которое может погубить маленький организм?! К сожалению, у нас в стране пока нет культуры отстаивать свои права в судах. И я не готова начинать это дело. Не готова с полуторогодовалым ребенком выстоять все очереди, ожидания заседаний, переносы слушаний и т.д. Потому что в процессе по большому счету от моего невнимания, нервов и занятости пострадает она — девочка, чьи права мне бы хотелось защитить. Поэтому пока я делюсь этой историей здесь, чтобы другие учились на чужих ошибках, а не своих.
За четыре месяца мытарств по поликлиникам я поняла, как важно готовиться к каждому походу к врачу, задавать правильные вопросы, осознавать, что многие специалисты не знают, чем занимаются их коллеги в других клиниках, понимать, что тебя могут направить не к тому специалисту, что иногда тебе не желают плохого, просто хорошего им нечего предложить. А главное – я поняла, как важно верить себе и своему ребенку.
