Если бы существовал клуб анонимных путешественников, то свой рассказ на одном из его собраний я бы начала так: «Здравствуйте, я Катя, мне 33 года, и я ела свежевыкопанные корешки неизвестного мне растения в пустыне». Пустыня называется Вади Рам. Корешки перед употреблением были очищены от песка и вымыты. Их ели не только мы с мужем, но и наш знакомый бедуин и его сын, который эти корешки и выкопал.
Иордания никогда не была страной моей мечты. Поехала я туда за компанию с мужем и его скалолазным напарником. Муж знает арабский язык и изучал культуру этого народа, много путешествовал по восточным странам, в Вади Рам был 10 лет назад проездом. Хотел вернуться туда еще раз, совместив путешествие со своим скалолазным хобби. И показать мне мою первую арабскую страну.
Дорогая недорогая дорога
Путешествие началось так себе. Из Жулян мы прилетели во Франкфурт поздно вечером. Долго мерзли на улице, дожидаясь автобуса в Кельн, – нас ждала длинная пересадка с вылетом в середине следующего дня. На автовокзале стояло всего несколько лавок, автомат со снеками и доска с расписанием. Небольшой двухэтажный офисный домик с общественной уборной на первом этаже. Согреться можно было только в предбаннике туалета. Туда все постепенно и набились плотной интернациональной толпой – вавилонское столпотворение с одинаковым беспокойством на лицах. Никто не знал, на сколько задержится автобус и приедет ли он вообще. Автобус опоздал на два часа (не берите Flixbus).
Ночь в кельнском аэропорту – это отдельная история. Думаю, у всех, кто когда-либо ночевал в аэропортах, есть что вспомнить, но лучше забыть. Например, как китайская пытка водой, каждые 15 минут после мелодичного «тили-ли» звучало напоминание о том, что нельзя оставлять багаж без присмотра. Безопасность превыше всего, но спать невозможно.
Перед посадкой в самолет на таможенном досмотре у меня отобрали все баночки и тюбики с «жидкостью», просто потому что пакет с зип-локом был больше, чем положено (неужели есть правила, регламентирующие размер упаковки?). «Правильный» пакет можно было купить. В автомате, который принимал только монеты. Вытерев слезы банковской картой, я попрощалась с большей частью своей косметики.
Возле ленты напротив разыгрывалась еще более драматичная история. «Извините, но мы обнаружили следы взрывчатки на вашей одежде. Подождите в стороне, мы должны все проверить», – и вот мой муж уже выворачивает содержимое своего рюкзака и думает о том, как опрометчиво было проверять дома перед вылетом мультитопливную горелку и растапливать ее растворителем в той же куртке, в которой потом планировал лететь. Растворители применяются при изготовлении бомб, сканеры в аэропорту настроены засекать химические частицы таких веществ. Но кто же мог знать заранее? Кельнская история закончилась хорошо. Муж с парой седых волос, я с тюбиком зубной пасты и бутылочкой хлоргексидина, спасенных из лап таможенников, – мы даже не опоздали на рейс. Его задержали на полтора часа из-за технической неисправности самолета.
Рассказывая о предстоящем путешествии, со скепсисом в интонациях я говорила знакомым: еду почти на месяц (!), вернусь в конце марта (!), если выживу (выдержав драматическую паузу). Не думала, что предвкушение худшего сбудется так быстро.
Объясню, зачем понадобилась такая чехарда с кучей пересадок. Мы экономили на дороге, одном на троих багаже и на иорданской визе. Она стоит $60, ставят визу в аэропорту по прибытии. Но если вы прилетаете не в Амман, а в Акабу, виза for free. Акаба – особый торговый регион. Въезд и выезд через него бесплатный (если обратный путь через другой город, насчитают штраф, что тоже дешевле визы, если ваш визит длится не дольше месяца).
В Акабу есть прямой дешевый рейс из Кельна. До Кельна недорогих билетов не поймали, именно поэтому летели сначала во Франкфурт, переезжали между городами и аэропортами и ночевали в терминале. Если посчитать, то дорога от порога квартиры в Киеве до конечного пункта назначения – поселка Вади Рам, заняла чуть больше суток и миллион пересадок.
Первые впечатления от новой страны оказались смазаны усталостью, головной болью от долгого пути и густыми сумерками, скрывающими виды за окном такси. Из аэропорта мы ненадолго заехали в город, чтобы купить еду и все необходимое для нашего полупоходного быта. По неосвещенной трассе за полчаса доехали до поселка. Из последних сил поставили палатки на территории необитаемого туристического кемпа – тут же, в ста метрах от дороги. С трудом отклонили настойчивое гостеприимство нескольких местных жителей, слетевшихся на свет наших налобных фонариков. И уснули, насколько это было возможно под перегавкивание местных собак.
Поселок Вади Рам и его обитатели
Утро удивило. Я выбралась из палатки и наконец увидела, куда мы приехали. Вокруг был одноэтажный бедуинский поселок. По обе стороны от него – покатые великанские горные стенки красноватого песчаника. Пейзаж марсианский, каким рисует его нам кинематограф (который снимает фильмы про Марс в этих самых местах). Все как в кино, кроме пронзительно голубого неба над этими декорациями а-ля натюрель. Слишком дружелюбные и внимательные к твоей персоне местные жители. Всем в первую очередь важно узнать, где ты остановился. Туристы – единственная возможность заработка в деревне. Хостелы и гостиницы в Вади Рам не распространены. А те, что есть, ценой ночи выводят поездку за разряд бюджетной. Остановиться у кого-то из местных – очень распространенный вариант. И обитатели поселка наперебой стараются заполучить постояльцев.
Наш будущий хозяин Сауд приехал на пикапе к месту нашей ночевки накануне, мы едва успели расставить палатки. Он уговаривал направиться к нему сейчас же. Произнес два волшебных слова – hot shower. Муж съездил посмотреть жилье, мы согласились переехать утром – сворачиваться и переселяться куда-то после суток в дороге уже не было сил. Как Сауд узнал о нашем прибытии, когда вся деревня уже спала, было темно и пусто на улицах, для меня до сих пор загадка. Но, видимо, три жены и 14 детей вынуждают постоянно держать нос по ветру и крутиться, добывая туристов, что равнозначно добыче пропитания.
Кроме предоставления гостевого размещения жители поселка зарабатывают джип-турами. Почти у всех есть пикапы с открытым кузовом. Внутри приваривают лавки, ставят тент и катают туристов в пустыню на обзорные экскурсии. Обладатели бОльшего стартового капитала держат в пустыне туристические кемпы с палатками-шатрами, как у бедуинов. У нашего хозяина был только пикап с лавками в кузове.
Хозяйство Сауда – двор и несколько разномастных построек. Хозяйский дом чуть в глубине с пристроенным к нему сараем. Напротив домик с двумя душевыми и туалетом.
Рядом с ним шатер с очагом – тут готовят чай, едят, собираются по вечерам, чтобы пообщаться. Две пристройки для гостей уже у самых ворот, ближе к проезжей улице. Наше жилище представляло собой квадратное помещение без окон, но с несколькими отверстиями в стенах (узкое и прямоугольное вверху, как вентиляционная шахта, и небольшое проделанное внизу стены в углу, как сток) и решетчатой металлической дверью.
Из мебели – разложенные по периметру комнаты невысокие тюфяки размером с коврик для йоги. Неожиданно они оказались самой удобной штукой, на которой мне доводилось спать, даже переплюнув по комфорту домашний ортопедический матрас. В целом, жилье было чуть лучше совсем уж походного варианта с ночевками в палатке, но гораздо хуже, чем рисовало мое воображение накануне вылета.
Как ни странно, аскетизм, граничащий с убогостью, не напрягал и не угнетал. Скорее даже расслабил – в схожих условиях жил весь поселок. В распахнутые двери соседних домов проглядывали все те же циновки, те же спальные тюфяки на полу с одинаковым отсутствием любой другой мебели. У кого-то дома были из камня и с облицовкой, другие из глины и непонятно чего еще и с потрескавшейся штукатуркой. Но и у тех, и у этих из стен одинаково торчала арматура. За готовое здание здесь платят большой налог, поэтому все постоянно строятся и перестраиваются или держат дома с навсегда недостроенным вторым этажом. А скромность внутреннего убранства исторически обусловлена. Бедуины – кочевые племена. Все пожитки кочевника должны помещаться на одного верблюда.
Первые несколько дней мы покидали Вади Рам рано утром. Муж с напарником проходили скалолазные маршруты на скальной стенке в полукилометре над поселком. Я ждала их на стоянке у подножия, пытаясь привыкнуть к необычным видам вокруг и слушая напевы из мечети. Когда муэдзин созывает всех на молитву, звук его пения отражается от скальных стен вокруг. Звуковой пинг-понг повторяется и повторяется и, умноженный на бесконечность, с небольшой задержкой возвращается обратно. Ведущий сильный хрипловатый голос и такой же хрипловатый хор на бэк-вокале. Это было красиво и величественно. Как были красивы и величественны горы вокруг. Растущие из песка вертикальные стены по несколько сотен метров в высоту. С вырезанными ветром и временем рельефами, которые визуально скрадывали размеры этих каменных массивов. Глаз никак не мог сосчитать и соотнести масштаб.
Вечерами между ранним закатом и кромешной тьмой почти сразу после захода солнца у нас выдавалось время, чтобы пройтись по поселку и осмотреться. Что ж, Вади Рам – не то место, куда стоит ехать ценителям изысканной архитектуры. Неопрятное, слепленное из чего попало, неухоженное и замусоренное. Но местные не придают этому никакого значения, и ты странным образом перенимаешь это спокойное отношение к общей, по европейским меркам, неустроенности. Деревня походила на улицу возле Исламского культурного центра в Киеве, где все было сколочено по тому же принципу – из подручных дешевых материалов. Возможно, поэтому многое казалось таким привычным и даже расстраивало отсутствием новизны и культурного шока.
Небольшая мечеть в самом центре поселка, рядом с ней два новых здания из грубого камня «под старину» – туристический центр и центр местных ремесел. Оба закрыты и необитаемы. Большая школа для мальчиков с огромным футбольным полем – грунтовкой без единого клочка травы. Школа для девочек тоже имелась, школьниц в форме и с разноцветными рюкзаками я видела на улицах по утрам. Небольшая больница на окраине поселка перед самым выездом в пустыню. И продуктовые лавки через каждые сто метров, где кроме продуктов можно было купить стиральный порошок, обувь и автомобильные шины.
Мы быстро освоились в вопросах пропитания. Что-то готовили сами на горелке во дворе перед нашим гостевым «флигелем», что-то покупали на соседней улице. Огромные дешевые порции риса с изюмом и орехами и куском курицы-гриль из «ресторана»-прилавка на вынос, соленые айраны и хумус в баночках из магазина, несколько видов лавашей, неизменно в грунтовой рыжеватой пыли овощи. Все было так просто, я радовалась этому минимализму в выборе. Удобно не тратить силы на то, чтобы решить, что съесть на завтрак – всегда одно и то же – айран, хумус и лаваш. Оказалось, отсутствие выбора может сильно облегчить жизнь и разгрузить мозг. За несколько дней мы разведали, в каких магазинах выгоднее цены. Муж познакомился с хозяевами лавок – нас знали как компанию иностранцев, говорящих по-арабски. Small talk в арабском мире – основа общения, покупаешь ли ты в магазине хлеб или спрашиваешь дорогу у прохожего на улице. Знание языка повышало градус лояльности местных к нам и степень их искренности и в некоторой мере, но не до конца, исключало возможность быть обсчитанными.
После ужина все собирались в палатке у очага на чай. Мы втроем, пятеро других постояльцев-французов, тоже скалолазов, Сауд, одна из его жен, несколько сыновей, соседи, которые заходили поздороваться и перекинуться с хозяином парой слов. Чайник с готовым чаем обычно уже коптился в углях. Черный, всегда сладкий – в кипяток бедуины сначала всыпают несколько небольших стаканов сахара, а потом засыпают заварку. Младшим детям поручают разливать чай в маленькие прозрачные чашки. Внимательно следят, чтобы твоя вовремя наполнялась вновь. Использованные чашки собирают в небольшую алюминиевую миску и уносят мыть. Либо же миску с водой и горой посуды оставляют у очага, грязные чашки ополаскивают на месте. И разговаривают. Друг с другом, с кем-то по телефону, друг с другом, параллельно разговаривая с кем-то по телефону, с нами. У них устная культура – из чередования и совмещения чая и разговоров, кажется, и состоит вся жизнь.
Муж с напарником еще несколько дней подряд выбирались на скалы. Потом сделали перерыв в скалолазании, и мы втроем сходили в однодневный поход в один из окрестных каньонов. Сбились с маршрута и возвращались с середины пути обратно, чтобы успеть до заката. Темнеет в горах резко и сразу, минуя фазу сумерек.
Через день мужчины вернулись в каньон, чтобы все же найти маршрут и пройти его за сутки, но не рассчитали время и остались на ночевку в горах. Я ночевала в деревне одна. Когда это выяснилось, наш хозяин Сауд, расчетливый и меркантильный тип, обнаружил человечную сторону своей натуры. Позвал к очагу и накормил ужином. Настаивал, что я могу побыть в доме вместе с его женой, если мне страшно или некомфортно оставаться одной в гостевом домике. Я с благодарностью отказалась, но поняла: это не простая вежливость или гостеприимство. Тут так принято.
В один из вечеров Сауд решил развлечь своих иностранных гостей и привел к очагу музыканта. Тот играл на рабабе – древнем бедуинском инструменте из куска овечьей шкуры, натянутой на квадратную рамку из реек. Единственная струна и смычок, как у скрипки, из внутренностей и волос лошади. Настраивая звучание, музыкант согревал рабабу над углями, чтобы шкура на рамке прогрелась. Песня была однообразная и заунывная. Мы спросили, о чем она, Сауд пространно ответил, что «о жизни».
Хозяйские дети снимали видео на мобильные, от такого микса современного и древнего было еще сложнее представить, что ни инструмент, ни музыка не менялись на протяжении столетий с момента появления рабабы в бедуинском кочевом быту.
Пустыня
Пески начинались резко, сразу за забором последнего дома на улице. Улица тоже заканчивалась внезапно, закапываясь асфальтом в песок. Идти по песку было утомительно. Вместо того чтобы сделать толчок для шага, проваливаешься в почву под ногами. Это стало для меня неожиданным открытием. Как и то, что расстояния тут обманчивы. При отличной видимости до самого горизонта казалось, что до ближайших скал около километра. На самом деле, выходило километров десять, шли мы их часа три, а пейзаж вокруг практически не менялся – дальние горы так и остались ориентиром вдали.
Пустыня Вади Рам сломала мое стереотипное представление о том, что пустыня – это про мертвый песок, квадратные километры однообразных дюн и отсутствие жизни. В пешей и автомобильной доступности Вади Рам наполнена туристами. Их возили из поселка к нескольким живописным точкам – природным достопримечательностям – и обратно. Десятки джипов. Обмотанные сувенирными головными платками и обвешанные фотоаппаратами туристы стояли в очереди, чтобы по одному сфотографироваться на каменном мосту – там, где ветер продул в одной из невысоких стенок песчаника дыру, оставив каменную перемычку сверху. Они взбирались на огромную дюну, чтобы съехать с нее на сноуборде. Сноуборд можно взять на прокат у предприимчивых бедуинов в палатке у подножия дюны. Джипы привозили людей к каньону, где на стенах сохранились набатейские надписи и наскальные рисунки.
Пески пересекали горные цепи в несколько сотен метров высотой и десятки километров в длину. У входов в каньоны и в уютных закутках у подножия скал чернели палатки туристических кемпов. Все, куда можно быстро доехать на машине из поселка, работало на местную туристическую индустрию. Пустыня оказалась перенаселена, а пейзаж не был однообразным и скучным. К еще большему моему удивлению, в нем преобладал зеленый оттенок. После пары скудных дождей, промочивших землю накануне, пустыня покрылась травой с мелкими сиреневыми цветочками, а в ущельях белым цветом распускались кустарники, которые называются «вуаль невесты» – из-за внешней схожести с фатой и из-за того, что эти цветы вплетали в наряд новобрачной.
И – сюрприз, сюрприз – в пустыне может быть пронизывающе холодно, как только солнце скрывается за тучами и поднимается ветер. Когда ветер стихает, солнце обрушивает на тебя все пламя своей любви. Сбилась со счета, сколько раз за прогулку я одевалась и раздевалась. Забегая наперед, скажу, что и ночи в пустыне окажутся неожиданно холодными. К перепадам от +17 днем до +3 ночью привыкнуть мы так и не смогли.
Обратно в поселок из нашей первой вылазки в пустыню мы добирались автостопом. Автостопить в Иордании легко, местные водители редко отказываются от возможности поболтать в дороге. А вы – иностранец, и уже поэтому интересный собеседник. На базовом английском, кстати, здесь говорят почти все.
Утро праздника
Спустя неделю у нашего компаньона закончился отпуск, мы остались вдвоем с мужем. Но ненадолго. В Вади Рам приехали ребята из Киева. Антон и Кристина ходят в походы и ведут блог о своих путешествиях. В этот раз они проходили маршрут по Иордании, мой муж пригласил ребят на чай, когда те доберутся до поселка. Знакомство получилось удачным, следующие несколько дней мы провели вместе. Но сначала все перебрались жить из поселка в пустыню. Дело было так.
Десять лет назад мой муж останавливался в Вади Рам у местного бедуина. Жил тогда в его палатке в пустыне: у многих местных есть и дом в поселке, и шатер в песках. Ни контактов, ни имени бедуина с той поездки у мужа не осталось. Ничего, кроме фото.
Только в иорданском поселке на несколько сотен человек, потомков одного племени, одной большой семьи из дальних родственников можно найти человека по фотографии десятилетней давности. Один из местных узнал и дал номер телефона человека на фото. Саббах Эйд («саббах» – по-арабски «утро», «эйд» – праздник) через десять минут после звонка уже стоял возле дома Сауда. Несмотря на то, что они с моим мужем довольно шапочно виделись один раз в жизни десять лет назад, их встреча походила на воссоединение давних знакомых, с перелистыванием старых иорданских фотографий в телефоне мужа, шутливыми замечаниями, как изменились люди на фото, как не изменился сам Саббах.
Мы собрали вещи и переехали к нему в дом, чтобы оттуда отправиться в пустыню в бедуинскую палатку его старшей сестры. Девять месяцев в году она живет в пустыне, ее муж пасет коз, время от времени, когда меняется направление ветра, они перевозят шатер на новое место. Зимует семья в поселке, когда в пустыне становится холодно.
Саббах много лет сотрудничает с европейской трекинговой компанией, принимает группы туристов, занимается их размещением в поселке или в кемпах в пустыне, организует экскурсии и джип-туры. И три десятка лет дружит с авторами единственного подробного путеводителя по Иордании – Тони Ховардом и Дианой Тейлор. Саббах отлично знает окрестности, в молодости работал горным гидом, помогал Диане и Тони составлять и описывать маршруты.
Каждый год в течение 30 лет весной британская пара приезжает в Вади Рам и гостит у Саббаха. Там мы и встретились. Новое знакомство произвело большое впечатление на моего мужа и на Антона, которые вдоль и поперек зачитали их книгу перед и во время путешествия. Если бы вы наизусть знали все книги о Гарри Поттере, не хотели бы вы случайно встретиться с Джоан Роулинг?
В пустыню мы выехали с Саббахом, его женой, двумя сыновьями-подростками и дочерью с новорожденным сыном. Проехав все оживленные туристические точки, остановились на небольшой песчаной поляне. С одной стороны ее уютно приобняла скала, с другой – уходила вниз затянутая зеленью долина. На ней паслись верблюды и десяток участников какого-то фототура со штативами. Казалось, у всех там были непропорционально длинные ноги, и я подумала о слонах Дали. И о том, что никому не смогу описать словами окружающую меня природу. Есть картины, которые нужно видеть собственными глазами.
Мы выгрузились из пикапа и сразу разожгли горелку для чая. Саббах показал на едва различимый черный шатер на горизонте: там живет его сестра, туда он отвезет нас. Но жену и дочь с новорожденным оставит на полянке. «Обычай требует: если в дом приходят с младенцем, нужно заколоть овцу, чтобы отпраздновать. Не хочу, чтобы сестра несла такие расходы. Овца стоит 200 динаров», – объяснил бедуин. Пока закипал чайник, младший сын принес только что выкопанные из песка корешки. Саббах очистил их от ботвы, лишних тонких отростков, оставил только белые мелкие «морковки», сполоснул водой из бутылки и протянул нам. Я пронаблюдала, как с удовольствием хрустят корнеплодами бедуины. Откусила все еще с недоверием свой корешок. Это было похоже на сладковатую редиску с горчинкой и терпкостью.
Бедуинская палатка – большой прямоугольный шатер, затянутый со всех сторон черным плотным полотном. Внутри перегородка из того же материала разделяет палатку на женскую и мужскую половины, как заведено во всех мусульманских домах. На мужской половине – очаг, циновки на песке, несколько тюфяков и подушек бочонком. Их бедуины подкладывают под руку и облокачиваются, когда полулежат на боку вокруг костра.
На женской половине тоже был очаг и циновки на песчаном полу, под разделяющим палатку пополам пологом высокой стопкой сложены уже знакомые спальные толстые коврики. К стене напротив подвешена длинным гамаком сетка с кухонной утварью – мисками и подносами. В углу был маленький газовый баллон. Большая бочка с водой стояла снаружи чуть поодаль. Сбоку от шатра был загончик для коз. Вот и все бедуинское хозяйство. Свои походные палатки мы поставили тут же, за большим шатром.
Культурный шок догнал меня позже – вечером того же дня, когда мы собрались у очага на мужской – гостевой – половине бедуинской палатки. Приехали Тони с Дианой, добрались до места Антон и Кристина, которые днем изучали один из окрестных каньонов. Были гости-родственники, постояльцы – молодая пара туристов из Чехии, хозяин – сухонький старичок-одуванчик, куривший пахучие самокрутки одну за другой. За пологом, отделяющим женскую половину палатки, хлопотали хозяйка, сестра Саббаха и две ее дочери. На ужин нам подали большой поднос с горой риса и курицей. Один на всех и ни единого прибора. Саббах провел короткий мастер-класс, как есть по-бедуински.
Нужно зачерпнуть в ладонь небольшую горстку риса, смять ее в кулаке, чтобы слиплась, поддеть комок большим пальцем и отправить в рот. Собравшись вокруг блюда, сначала ели гости.
Начали Тони и Диана, сказывалась практика и привычность, остальные минуту пытались справиться с чувством неловкости, а потом неуклюже мяли рис в ладошках, все еще стесняясь смотреть друг другу в глаза. Взрослые европейцы ели пищу руками. Было слышно, как вместе с песком на зубах скрипят усвоенные с детства правила гигиены, этики, культуры поведения в обществе.
Рис с курицей – угощение для гостей. А для семьи Саббах испек хлеб. Замесил тесто, расчистил от углей и золы место в очаге, уложил туда лепешку и сгреб угли обратно поверх нее. Через время поддел палкой, которой мешал угли, и вытащил из золы калач, выбил остатки пепла, как в моем детстве бабушки выбивали ковры. Я ожидала, что сверху тесто сгорит, но хлеб был равномерно румяным. А еще жестким, грубым и невкусным – мы все отломили по кусочку на пробу. Всю лепешку Саббах искрошил на мелкие куски и смешал с козьим йогуртом и растопленным маслом. Хлеб, пропитанный маслом и йогуртом, называется «фете». Это классическое бедуинское блюдо.
Через пару дней я узнаю, как готовят такие йогурт и масло. Однажды утром на женской половине шатра установили триногу из толстых палок, к ним подвесили бурдюк из козьей шкуры. Хозяйка методично раскачивала мешок вперед-назад, внутри бултыхалось молоко. После часа такого взбивания молоко разделялось на жирную масляную фракцию и кисломолочный йогурт. Меня допустили к «снаряду» попробовать, как это. Пока хозяйка курила и болтала с моим мужем о технологиях приготовления молочного продукта, я старалась найти правильный ритм раскачивания десятилитрового кожаного мешка и думала, как буду отмывать руки от жирного бурдюка и козьего запаха. За пять минут ее перекура я адски устала и почти накачала бицепс. И убедилась, что сельская жизнь не для меня, городской девочки.
Прогулки по пескам
Мы не сидели на месте – все интересное, куда можно было дойти пешком и вернуться обратно на ночлег засветло, мы обошли. На следующее утро после ужина с рисом и хлебом из костра компанией из шестерых человек мы отправились в большой обзорный пеший маршрут на несколько десятков километров. Мы должны были подняться к каменной арке на вершине горного массива и на обратном пути пройти мимо другой. Нерукотворные мосты – работа ветра и эрозии – производят впечатление, каких бы размеров они ни были. Поражает, как все это получилось «само».
С нами пошли ребята из Чехии. Тихая Барбара, инструктор по сноубордингу, и ее парень Даниэль. Человек-татуировка и искатель приключений. Ему 26, он успел побывать в полусотне стран, плавал в океане с китами и с ног до головы был покрыт татуировками племен островной части Тихого океана. «Вот это шаманская татуировка-ожерелье на груди, тут на плечах два солнца – это защитные татуировки-амулеты. А от поясницы через ягодицы по бедрам у меня все забито сплошным тату одного из племен, где считается, раз ты выдержал эту боль во время нанесения, то ты мужчина. Мне набивали ее три дня по десять часов за сессию. Я плакал, как ребенок». Коллекции и коллекционеры бывают разные.
Через несколько дней, когда наши новые знакомые разъехались, мы вернулись в поселок. В доме у Саббаха был праздник. Его старший сын вернулся из своего первого паломничества в Мекку. Это особое событие для мусульманина, по этому поводу закололи козла, мясо подавали традиционно на больших подносах с рисом. Гости приходили, ели, угощались привезенной в больших пластиковых канистрах водой из священного для мусульман источника Зам-Зам, расходились, их место занимали вновь пришедшие. Я была единственной женщиной в этой мужской толпе. Мне казалось, что я успела увидеть все, что могла, для полного погружения в чужую культуру. Кроме свадьбы и похорон.
Во время нашего отсутствия у Саббаха появились новые постояльцы. Инструктор по каякингу Жак и альпгид, инструктор Эммануэль приехали заниматься скалолазанием. Мы подружились и в следующую четырехдневную экспедицию в отдаленный каньон Барра поехали вместе с ними. То ли пески и горы так настраивают людей на одну волну, то ли нам попадались «свои» люди. С Жаком и Маню мы разделили остаток нашего путешествия, как со старыми знакомыми. Маню угощал прихваченным из дьюти-фри мартини, Жак соорудил поле для старой японской игры из соломинок и камушков и научил играть моего мужа. Я готовила на всех бургуль с острым соусом и была единогласно признана богиней походной кухни.
Французы покоряли мультипитчевые маршруты, мы с мужем гуляли по каньону. Туристов в этой части пустыни Вади Рам почти не было, но встречались местные. Одни приехали из ближнего села тремя семьями на пикник. Окликнули нас, проходящих мимо, и позвали на чай. А потом и обедом накормили.
Спонтанное восточное гостеприимство. По нему я больше всего скучаю после возвращения домой. По легкости, с которой чужие друг другу люди в один момент становятся приятелями. По slow life и фатализму как жизненной философии. Они верят, что Аллах позаботится о них, поэтому спят спокойно и не имеют стрессов. По отсутствию условностей, которыми загоняют себя в строгие рамки европейцы. По искусству довольствоваться малым. Бедуинский быт не сильно изменился за сотни лет, от цивилизации они взяли не более того, что действительно облегчает жизнь. Саббах не стал брать с нас денег за жилье и еду, но принял в подарок налобный туристический фонарик, горелку и хорошую веревку для палатки своей сестры. Действительно необходимые вещи.
Скучаю и топлю ностальгию в иорданском кофе с кардамоном из упаковки, початой где-то в Вади Рам. Пахнет на весь дом и окунает в такие еще яркие воспоминания.
