Наталья Атамась работает в институте зоологии Академии наук, изучает птиц. С апреля до сентября она ходит на байдарке по Днепру, осенью участвует в конференциях, а зимой пишет статьи и отчеты и круглый год защищает природу и популяризирует науку: координирует проект “Дни науки”, проводит лекции на “Научных пикниках”, является одной из основателей киевского клуба “Эволюция”. Наталья рассказала, как и с какими ощущениями ей приходится работать с наукой в Украине, почему вежливость не равняется достоинству и чем рождение ребенка напоминает научный восторг.
К тому, что эволюция придумывала миллион лет, я приблизилась на практике, а не через книжки
Все началось в детстве: поймала лягушку жерлянку и впервые ощутила, как работает то, что сейчас изучаю. Жерлянка сверху серая, а на брюхе ярко-пятнистая. Чтобы защититься во время нападения, лягушка переворачивается ярким брюхом вверх, хищник пугается и отпускает из-за резкой смены окраса. Когда жерлянка перевернулась в руке, я в ужасе ее выбросила. К тому, что эволюция придумывала миллион лет, приблизилась на практике, а не через книжки. Возилась с червячками, птенцами, выпавшими из гнезда, в луже выращивала жабью икру. Так играют дети, я, видимо, не переросла.
С птиц начинают многие: они красивые и летают. Я тоже хочу летать, но боюсь высоты. Я была любопытной, очень много читала, колебалась между геологией, биологией и астрономией. С астрономией не вышло, там нужна математика высшего уровня, с геологией тоже, потому что живое оказалось интереснее. Поэтому стала биологом.
Получаю около 5000 гривен в месяц, так как этого не хватает, на выходных учу людей наблюдать и определять птиц в природе. На занятия приходят взрослые состоявшиеся люди, которые могут купить неплохой фотоаппарат и бинокль и хотят общаться с природой.
Мне не интересны резоны тех, кто хочет вырубить лес, у меня есть свои
Исследователям позвоночных созданий приходится защищать территории, где живут их объекты. Большинство из нас ведет тихий незримый бой за территории — это бюрократическая возня и большая коллективная работа. Мне не интересны резоны тех, кто хочет вырубить лес, у меня есть свои. Иногда получается достичь компромисса, но в этой игре долго стою на своем. Как минимум необходимо доносить до людей, почему конкретная территория важна. Я бы очень хотела жить в мире, где подобные вещи вообще не нужно объяснять.
Важно популяризировать науку. Радует, что внимание к ней растет и люди уже готовы платить за то, чтобы слушать и читать о науке. Убеждаю коллег общаться с журналистами и даже этот разговор “ради науки”. Нравится общаться с людьми, и в этом плане я нетипична для круга ученых.
Наука дает то, что больше нигде не получишь
Не хотела другой работы, но желание бросить было сто раз. Приходится много плавать на байдарке, это изматывает физически, потому что едят комары и жжет солнце. Но морально не устаю. Иногда отчаиваюсь, понимаю, что могла добиться большего, но продолжаю работать.
Наука дает то, что больше нигде не получишь, – возможность понять то, чего пока никто, кроме тебя, не увидел. Дни монотонной работы искупает момент открытия. Мир неплохо исследован, уже не откроешь новую гору, но можешь найти пещеру или новый вид. Зоологи каждый месяц описывают новый вид животных, пусть даже мелких насекомых. Счастье открытия могу сравнить только со счастьем от рождения ребенка. Вот не было его, а теперь есть, и он мой.
Скоро придется отказаться от чего-то в пользу сына. Ему семь месяцев, отца нет. У меня есть оба родителя, и я ничего не знаю об опыте матери-одиночки. Мне придется все придумывать с нуля. Пока не уверена, что я хорошая мама, как и не уверена в том, что я хороший ученый.
Хорошая ученая, плохая ученая
Когда начинала заниматься наукой, не понимала, чего я хочу. Нравился животный мир, было интересно, почему он устроен именно так, но не было идей, как его познать. Благодаря коллегам поняла, кем являюсь. За счет окружения получила очень много опыта и мотивации, но некоторые вещи не компенсировались. Я все еще не умею работать с рутиной. Именно это умение отличает хорошего ученого от плохого.
Если хочешь быстрого старта, то лучше заниматься насекомыми. В этой сфере становятся профи за пять лет. Проблема в том, что мне никогда не хватило бы на это терпения – не интересно сидеть над микроскопом.
Моя рутина классная, за каждым поворотом на байдарке я вижу что-то новое: тут раньше не было колонии птиц, а теперь есть. Иногда прогнозы работают, а иногда нет. У меня никогда не бывало одинаковых полевых выездов. Но процесс не имеет значения, пока не оформишь его в статью. На этом этапе надо описать то, что уже понятно. Для меня это смертная скукота. Я плохая ученая – нет самодисциплины, где я напишу одну статью, другой напишет десять. Хороший ученый быстрее мобилизуется, ему нравится оттачивать все заново, рисовать графики и отвечать на тридцать три многотомных замечания рецензентов.
Я защищаю прекрасное “с кулаками”
Женственность для меня – не о каблуках и платьях, не о внешности. Это комплексное понятие, где есть абсолютный минус: дискриминационный, объективационный, просто отстойный. У многих мужчин женственность равняется сексапильности, это мне не нравится.
Все идет от нуля до плюс бесконечности: всегда подмечу женственность, но никогда не скажу, что ее в женщине нет. Но мне женственность не свойственна. Для меня это достоинство без крика, без позы, без понтов. Я тщеславная, экспрессивная и местами скандальная. А есть женщины, которые защищаются от своих и чужих тараканов иначе.
Достоинство может быть всякое, оно не обязано быть спокойным. Считаю себя достойной, но я невежливая. Бабушкам в транспорте уступаю, но в интернете не могу удержаться от того, чтобы смолчать, когда понимаю, что человек — козел. Я защищаю прекрасное “с кулаками”. Чем больше людей не постесняются сказать гомофобу или сексисту, что он мудак, тем здоровее будем мы все.
“Рюкзаки тяжелые, вода весной холодная, а тебе еще рожать, мужик унесет больше, и он сильнее на веслах”
Сексизм в науке существует по сей день от мужчин к женщинам и от женщин к женщинам. Меня тоже задевал. Я свела его до минимума, потому что работаю сама по себе. Самостоятельно решаю, кто со мной плывет и кто пишет статьи. Когда была студенткой, ко мне полез коллега-ученый. Он был пьян и не реагировал на мои отказы. Я ударила его по почке, после этого не приставал.
Некоторые ученые пристают и домогаются к студенткам и аспиранткам, рассказывают на совете, что вместо ученой материал собирал муж. Иногда в экспедициях считается, что женщины должны готовить, а мужчины исследовать, что экспедиция это вообще не женское. Рассказывают, что может случиться “страшное”, если где-то будет ходить или плавать женщина.
Некоторые руководительницы не возьмут женщину в аспирантуру, но возьмут мужчину при прочих равных условиях, потому что “рюкзаки тяжелые, вода весной холодная, а тебе еще рожать, да и мужик унесет больше, и он сильнее на веслах”. Из-за рождения детей могут не взять в аспирантуру, потому что “ты через год замуж выскочишь, еще через год родишь — и все, а мне надо, чтоб работа делалась”.
Меня не трогают с этим уже десять лет из-за репутации. Она важна. Эту истину я тоже познала только благодаря научной деятельности. В науке многие мужчины сначала смотрят на тебя, как на забавную симпатичную зверушку. Потом — как на стерву и проклятого конкурента, а потом привыкают, становишься “своей”.
“Она его за муки полюбила, а он ее — за состраданье к ним”
Мне понадобилось очень много лет, чтобы понять, что ученый, скорее всего, проведет большинство рабочего времени впустую. Не всякая деятельность, которую ты выберешь, будет отвечать тебе полной взаимностью.
“Она его за муки полюбила, а он ее — за состраданье к ним”, – наш преподаватель по математике всегда цитировал Шекспира, когда говорил, что мы полюбим этот предмет. Если я сразу развею студенту романтику, то сделаю лучше для него.
Конечно, это останавливает не всех. Пусть вымрут все специалисты, пусть тема будет непопулярной, не будет ресурсов на исследования, например, научного флота, если ты изучаешь дельфинов в Черном море, но найдется сумасшедший энтузиаст и для этого. Такие люди готовы тратить кучу ресурсов ради той самой звездочки в информационном вакууме, которую сами открывают и знают, что теперь она светит благодаря им.
