Мы любили фотографироваться на мостах. Стоишь, слегка облокачиваясь на перила, – ветер в волосах, река и закат, небо и солнечные очки. Снимали десятки кадров на мыльницы пять или восемь мегапикселей, перебрасывали на флешки, выбирали несколько для альбомов и одну для аватарки.

Если где-то сохранен кеш наших страниц, там, несомненно, будут фото с мостами.

Еще любили у безымянного памятника в незнакомом городе скорчить смешную рожу. Нарядиться ради фотосессии в импровизированной студии или отклацать пленку на вечеринке, когда веселые, пьяные скатывались под стол от смеха.

Еще любили петь. «Ленинград» под соседскими окнами, когда Шнур еще молодой – больше матов и меньше пафоса, а сосед еще жив и смеется. «Блестящих» в караоке, «В каморке, что за актовым залом…» под гитару и I will survive, пританцовывая, в одиночку.

Заезжали на “Макдрайв” на такси, впятером на заднем сиденье, брали картошку и мороженое, пачкали машину, накидывали водителю целую двадцатку, выходили на городском пляже у озера. Купались прямо в одежде, сушили волосы на ветру, покупали сладкую вату и отмахивались от назойливых ос.

Мы любили выпить дома дешевого шампанского, поехать в клуб с бесплатным входом, танцевать до трех, а потом выбежать в июльскую душную ночь, отплясывать на набережной, встретить рассвет, уехать домой на метро в блестящих платьях и босиком.

Мы могли полгода копить на концерт любимой группы. Выучить накануне все песни. Выстоять полчаса в очереди и два часа перед сценой, прыгать, потому что все прыгают и потому что солиста не видно из-за головы впереди стоящего парня. Выпить пива на баре и ловить попутку, три дня после слушать новый альбом на повторе и напевать.

Еще любили говорить. Не переписываться ежедневно в чатиках, а встретиться и разговаривать после долгих разлук. Могли перешептываться всю ночь и заснуть под утро, болтать за завтраком, в автобусе, на верхней полке в плацкарте и на скучной лекции. Мы обходились короткими предложениями и одним сообщением, чтобы назначить встречу, но слышали и понимали друг о друге больше, чем сейчас. Хвастались фото с каникул на телефонах, обсуждали важное и неважное, плакали невпопад, смеялись громко, давали советы, осуждали, сплетничали и верили каждому слову.

Бог или тот, кого называют его именем, сидел рядом, хохотал вместе с нами, гладил по затылку, согревал холодным августовским вечером, подталкивал, когда не решаешься прыгнуть, ловил, когда падаешь, шептал на ухо: «Все получится». Мы сами были богами или кем-то вроде. Каждый друг другу – открытая книга, любимый собеседник, собутыльник, сестра, мама, лучший друг и простой парень из соседнего двора.

Вместе с опытом годы накидывали понемногу лени, напыщенности и разочарования. Нет, не жалко времени и не хочется убирать морщины – все успеваешь, все по плану, все нормально.

Еще можно ждать открытия метро после клуба, но на такси быстрее и удобнее. Дешевое вино не выглядит празднично, а «Маргарита» в любимом баре – привычный атрибут каждой пятницы.

На пляж надо взять солнцезащитный крем и воду, и, конечно, никто не полезет купаться в джинсах.

Тот самый бог, который гладил по затылку, все еще сидит рядом, но смотрит в другую сторону. Не рассыпает конфетти под ногами, не включает сердце на пятую передачу перед каждой вечеринкой, перед каждым свиданием, перед поездом, самолетом, до трех часов ночи, до утра, до следующего месяца, до следующей жизни.

За десяток лет накопились знания. Мы можем спорить на любые темы, мы умнее, взрослее, серьезнее, но в разговорах все меньше смысла.

Те, с кем ждали встреч неделями и годами, – на расстоянии вытянутой руки смеются смайлами в смартфоне, улыбаются в видеочате, но важное теряется из виду.

Мы читаем о страшных болезнях, бросаем курить, записываемся в спортзал и ложимся спать до полуночи.

Мы в общем счастливые взрослые. Еще могут спросить паспорт в супермаркете, еще можем выпить вина на набережной, но уже обходим песок и камни, бережем нервы, не кричим сгоряча, не влюбляемся навсегда.

Наш бог смотрит на юных, запускает в их головы пузырьки шампанского, стреляет в сердца стрелами, заворачивает подарки в шуршащую бумагу, отбирает дыхание вечными песнями, вживляет праздник под кожу.

А мы должны научиться сами.