В моей семье слово «люблю» звучало с такой же периодичностью, как и неловкое сЕкс (с характерным совковому homo sapiens ударением на протяжном Е). Выражаясь математически, количество это уверенно стремилось к нулю. И дело тут вовсе не в том, что кто-то кого-то НЕ любил – отношения у нас были и остаются крайне теплыми. Но использовать в быту подобные высокопарные существительные было у нас как-то «не принято». Да и зачем? Всем же и так все понятно, на кой черт воздух сотрясать?
На мои перманентные «А ты меня любишь?» мама всегда отвечала убийственным: «Что за вопросы, Оксана? Конечно. Я же твоя мать». Ни дать, ни взять. “Да и в самом деле, Оксана! – повторяла я себе, пристукивая ножкой по полу. Любовь – она же не словом, а делом”. Принести домой пятерку по математике, например. Слабо? По английскому, пению, вальсу и трудам, вышивке гладью и настилом, на худой-то конец. Сносить домой ВСЕ возможные школьные грамоты, быть умницей-красавицей-спортсменкой, ложиться спать в 9 и мыть за собой тарелку после ужина. Доказывать, а не голословить. И все бы в этой истории ничего, если бы однажды в эту деловую идиллию не встряли мальчики со своими амурами. Которые, как ни странно, оказалось, тоже любят ушами. А вовсе не школьными грамотами.
Первое вымученное «люблю» я сквозь зубы выдала классе, эдак, в восьмом. Со старшеклассником мы встречались уже несколько недель, и мне показалось, что уже попросту ПОРА. Как бы часики тикают, а я не молодею. Никакими смысловыми нагрузками это признание тогда подкреплено не было. Я с головою нырнула в дела. Отличиями в школе интересовался он мало, и мне пришлось изощряться. Просиживать вечера в гараже с «друзьями по пиву», разбирать моторы жигулей и, конечно, заняться «взрослыми делами» – сексом. Тем самым сЕксом с протяжным ударением на Е. Который уж слишком рано и о котором стыдно рассказать. Ни мальчик, ни жигули, ни даже пиво были не у дел. Просто уж очень хотелось доказать, что люблю.
В возрасте уже не столь ванильном заниматься сексом, чтобы доказать что-либо, я, конечно, перестала. Как и приносить домой пятерки в дневнике. Избушка повернулась к лесу задом, а я им повернулась к любви. «Взрослые» отношения строились по принципу «я не такая, я жду трамвая». Любить, может, и буду, но ни-ког-да об этом не скажу. Не потому, что страшно, а потому что не комильфо. Слово на букву Л стало для меня синонимом ненужной сопливой банальности, чем-то совершенно неприкладным, а значит, к чертям не нужным. И только годам к 20-ти меня вдруг осенило: «Яблоко Ньютону в темечко, да это же так важно – сказать!» Ведь то, что одному – на поверхности, другому – иголку в стоге сена искать. К открытию века меня подтолкнула ситуация с, опять же, представителем мужского пола. В которого я втрескалась по уши и очаровывала битый месяц, пока не узнала, что он гей. А он мне возьми да и выпали: «Тю, ты не знала? Мне казалось, ты все понимаешь без слов». Занавес.
С тех пор воды, вина и прочих жидкостей утекло немало. А я повернулась к лесу передом. Начинать решила с малого – в конце каждого звонка говорила маме тихое «целую, люблю». За каких-то пару месяцев это уже стало традицией для всей нашей семьи. Приезжая в гости на выходных, я старалась минимизировать разговоры о шапке-еде-замужестве, чтобы больше поговорить о том, что внутри. О первой маминой любви в школе, о папиных джинсах-клеш, которыми он завоевал маму, о том, что мы значим друг для друга. Говорить о последнем было, как ни странно, сложнее, чем принести медаль за первое место на олимпиаде в городе по английскому. Чем открыть свой бизнес и устроиться на работу мечты. Потому что родители научили делать. А я выросла и научила их говорить.
Потом в моей жизни случился муж. Который был сначала друг, а потом уже вытекающее. Когда я почувствовала, что уже ПОРА, то впервые в жизни поступила жуть как «сопливо». Заказала столик в ресторане и, поднимая бокал с белым сухим, дрожащим голосом сказала: «Слушай, я почти уверена, что я тебя ЛЮБЛЮ». И заплакала. Правда. Потому что впервые я в эти слова вложила тот самый сакральный смысл, который там всегда был. Просто мне об этом забыли рассказать.
Вскоре после этого я переключилась на друзей, коллег, бабушку-консьержку в подъезде. Нет, ей, конечно, я не признавалась в любви, но комплиментик о помаде отвесить – запросто. Сказать о том, что в подъезде чисто. Несмотря на то, что «все понятно без слов». Эмоциональный эксгибиционизм стал для меня окном в мир тотально новых эмоций. Как круто, оказывается, говорить друзьям, что ты для них – и в огонь, и в воду, и в горящую избу с конем на руках. Когда поначалу все так ежатся и хихикают, мол, ты чего это тут сопли жуешь? Но, снимая защитный панцирь, крепко обнимаются. И заветное: «Мы тебя тоже, очень. ДА».
Иногда от таких honest talks можно в буквальном смысле получить оргазм. Не догадываться, не намекать, не выдумывать. Просто брать и честно го-во-рить. На работе – о том, что через пять лет ты, конечно, не видишь себя в этой компании, потому что «Але, ребята! 5 лет – это целая жизнь!». В баре – что аромат сицилийского аспарагуса как бы, может, и есть, но, простите, коктейль пахнет водкой. Другу – что ценишь его откровенность, а не это «тебе все идет».
Этот текст должен был заканчиваться какой-нибудь саркастичной ремаркой. Потому что такие банальные няшности – это не про сильных-смелых-загорелых. Это вам не про секс втроем или БДСМ. Но я, пожалуй, оставлю все как есть. Потому что оголить тело – это как раз совсем не страшно. Куда смелее показать любовь.
