Средняя продолжительность жизни женщин в Украине — 72 года. Мама ушла в 64. Послеоперационная сердечно-легочная недостаточность. Сыновья впервые увидели меня горько плачущей и растерялись. А я поняла, что придется стать мамой себе, и в тот же день записалась в онлайн-группу психологической помощи при утратах под неутешительным названием «Время прощаться». Я знала, что сама не справлюсь, и надела на себя кислородную маску.
Время разделилось на две эры — «когда мама была жива» и «когда мамы не стало», а люди — на счастливчиков, у которых живы мамы, и родственные души, уже пережившие подобную потерю. Но даже с последними я не была на равных. Высчитывала возраст их мам и сколько лет им было, когда они их потеряли. Сопоставляла, сравнивала, мерялась горем. Да что там — я даже старшей сестре завидовала: она ведь лишилась мамы в 44, а не в 34, как я.
Из всех стадий проживания утраты я отчетливо помню только гнев.
Я злилась на безалаберного хирурга в онкодиспансере, протянувшего маме ладони со словами «Эти руки для вас ничего не будут стоить», а на запястье — новехонькие Apple Watch.
Злилась на женщин в мамином окружении, проживших дольше нее, — холеную и безразличную участковую докторшу, крикливую начальницу ОСМД, мелочную сплетницу-соседку. Почему моя светлая, добрая мама, а не вы?
Злилась на маминых знакомых, бесцеремонно высспрашивающих медицинские подробности и непрошенно делящихся гипотезами.
Боль от потери близкого человека усиливалась чужими неловкими прикосновениями к горю, отсутствием культуры деликатного сочувствия, сдержанных соболезнований, соблюдения границ. Когда ты в ресурсном состоянии, это не так заметно, но когда ты изранен и обнажен, каждая бестактность наносит новый удар и пробивает брешь.
Перед операцией предусмотрительная мама наказала ни в коем случае не проводить похороны во дворе нашего многоэтажного дома, чтобы не давать возможность кумушкам пошушукаться и обсудить похоронные ритуалы: так ли повязаны рушники, правильно ли несут крест, соответствует ли приличиям траурная одежда. Люди всегда находят недостатки и в похоронных церемониях, и в том, как вы проживаете утрату — слишком шумно или чересчур тихо.
Отвлечься от горя и взять себя в руки помогали бюрократические приключения — получение выплат на захоронение, беготня за справками, переоформление имущества. Я смутно помню лабиринты из кабинетов, женщин с черными кружевными платками и мужчин с повязками вокруг плеча. Общее горе не объединяло, а уравнивало. Путаница в очередях и порядковых номерах вызывала ссоры, упреки, ругань. Хотя это было так мелко в сравнении с необратимой утратой, которую понес каждый из нас. Госчиновники с профессиональной деформацией деловито оформляли документы, рассказывали друг другу смешные истории, проявляли нулевую эмпатию. Когда в Центре предоставления административных услуг я получала справку о выписке по причине смерти, сотрудница обратила внимание на мамину фамилию и с улыбкой вспомнила фильм «Девчата» с героем-однофамильцем. У меня свело зубы от неуместности реплики.
Я плакала ежедневно по многу раз. И до сих пор вспоминаю маму каждый день, без преувеличения. На мысли о маме может натолкнуть что угодно… Дети сказали что-то смешное… А мама этого не услышит. Семейный праздник… А мама не с нами. Подруга рассказывает о своей маме… А моей уже нет.
Проживать горе, сами того не сознавая, мне помогали другие люди. Я вспомнила в моем окружении тех, кто уже потерял маму, и перечитывала их посты об утрате. Они были моими единомышленниками, и описание их чувств поддерживало меня.
Я доставала с полок любимые книги и зависала над строками, где описывалась потеря матери. Эпизод «Унесенных ветром», когда Скарлетт возвращается в Тару, а Эйлин уже нет среди живых. Первые страницы «Птички певчей», где маленькая Феридэ описывает смерть матери. И даже глава «Даров смерти», в которой Гарри Поттер находит письмо, написанное мамой незадолго до гибели. Слезами над бумагой я выпускала частицы горя на волю.
Посмотреть на чувства сверху, обрести опору в своем способе проживания утраты, укрепиться примерами, что все пройдет, мне помогали книги (Боб Дейтс «Наутро после потери», Ирвин Ялом «Вглядываясь в солнце») и фильмы («P.S. Я люблю тебя», «Призрачная красота», «Дикая»).
В группе поддержки нам дали облегчающее душу задание: описывать прошлое, вытаскивать из памяти важные моменты о любимых людях. Я составила список самых ярких воспоминаний о маме.
10 фактов о маме:
- Мама окончила сельскую школу с золотой медалью, в старших классах учила французский.
- Мама любила носить блузки. Я помню их в деталях: фиолетовая из мерцающего шелка, огненно-красная шифоновая, со строгими вертикальными складками, полупрозрачная, цвета слоновой кости, с пуговицами-жемчужинами, темно-синяя в мелкий белый горошек, с двумя лентами, завязывающимися вокруг шеи в элегантный бант, и изумрудно-зеленая, под цвет маминых глаз.
- У мамы не было косметички, два ее неизменных бьюти-аксессуара — рейсфедер и красная помада.
- Мама работала на Одесской кожгалантерейной фабрике, выпускавшей сумки, ремни и кошельки. Изредка она брала меня к себе на работу. Трамваем №7 мы ехали до Ярмарочной площади. Поднимались по высоченному мосту, напоминающему гигантского металлического птеродактиля, расставившего лапы по обе стороны железнодорожных путей. Приближались к фабричным цехам, где царил запах выделанной кожи. По территории фабрики были разбросаны разноцветные кожаные обрезки: коричневые, бордовые, оранжевые, похожие на плотные осенние листья. Мы шли в ОТК — отдел технического контроля, где работала мама, и мне разрешали пользоваться печатной машинкой с западающими клавишами и подсохшей лентой.
- Мама обожала цветы. Во дворе моего дома многое посажено ее руками: крокусы и мускари, нарциссы и тюльпаны, ирисы и гайлардия. Мамин любимый аромат — цветочный Anaïs Anaïs Cacharel с нотами жасмина, а рассказ — «Куст сирени» Куприна.
- Мама часто повторяла пословицу «Земля любить, коли їй вклоняються». Заниматься садом и огородом было маминой медитацией.
- Мама редко болела, но для таких из ряда вон выходящих случаев у нее были припасены действенные лекарства: барсучий жир, бальзам «Звездочка» и настойка из перегородок грецкого ореха.
- Однажды мама попросила меня записать на кассету песню Марины Журавлевой «Еще вчера», звучавшую в эфире из чудом сохранившейся радиоточки. Запись получилась плохого качества, но мама могла слушать ее много раз подряд на стареньком магнитофоне Sharp.
- Мама была верующим человеком, молилась и постилась, крестила нас в дорогу, когда мы отъезжали от дома, а в детской тайком оставила маленькую иконку, с написанной от руки молитвой, и бутылочку со «свяченой» водой.
- Мамина кладовая сделала бы честь любому инстаграм-аккаунту. Полочки с идеально расставленной консервацией. В трехлитровых бутылях размещались маринованные огурцы и клубничный компот. В литровых банках — томатный сок, кружочки маринованных кабачков, аджика, варенье из йошты. Полулитровые баночки были плотно утрамбованы красными и желтыми треугольниками болгарского перца и соусом из «синих».
В проживании горя мне помогли ритуалы увековечения памяти, задающие границы утраты в пространстве и времени. Важно организовать хранение воспоминаний, связанных с близким человеком, и создать новые традиции в памятные даты. Я собрала воедино мамины фотографии и документы: дипломы, грамоты, виньетку, трудовую книжку и два пенсионных удостоверения (мама сделала фальшивое запасное, чтобы не возить оригинал в общественном транспорте). В детском фотоальбоме есть отсканированное письмо старшему внуку, написанное маминой рукой.
В память о маме я оставила себе ее кулинарную книгу. На форзаце моим круглым почерком выведено посвящение: «Любимой мамочке от твоих доченек…» — 20.04.92.
Каждый год на мамин день рождения я перелистываю страницы в поисках рецепта медовика — маминого фирменного торта. И приступаю к приготовлению, постоянно сверяясь со списком ингредиентов, который мама знала наизусть. Я точно следую всем указаниям, но медовик никогда не получается похожим на мамин.
Однажды перед очередным визитом к нотариусу по вопросу оформления наследства я забежала в ближайший супермаркет сделать ксерокопии. Из черной папки с золотистым вензельным логотипом похоронного бюро достала свидетельство о смерти и протянула оператору со словами: «Пять экземпляров, пожалуйста». Старенький ксерокс поскрипывал и отдавал последние капли чернил. Пятая копия была белесой, и я подумала, что краски моей боли от утраты тоже со временем поблекнут. Прошло три года. Я пишу эту статью и плачу.
