– Нина*, что с тобой такое?
– Мне плохо…
– Почему? Что случилось?
– Ничего не случилось, мне просто АДСКИ ПЛОХО!
– Как так?
Эта история о тотальной стене непонимания. Непонимания общества, близких и самого себя о том, как жить и функционировать с психическим заболеванием. Лично для меня – это выживание. Мой персональный ад.
Справка: Биполярное расстройство, известное также как маниакально-депрессивный психоз, представляет собой психическое заболевание, которое характеризуется нетипичной сменой настроений, перепадами энергии и способности функционировать. В отличие от нормальной смены настроения с его взлетами и падениями, которые присущи всем и каждому, симптомы биполярного расстройства могут привести к весьма серьезным последствиям. Они способны разрушить личные отношения, повлиять на качество работы или успеваемость в школе и даже привести к самоубийству. Биполярное расстройство поддается лечению, и страдающие от этого заболевания способны вести полноценную и продуктивную жизнь.
С раннего детства я видела явную разницу между собой и окружающими людьми. Сложно было не заметить, когда тебя тыкают в это носом, как кота, который нагадил в неположенном месте.
Я выросла в маленьком поселке, где все были одинаковыми и сильно отличаться не приветствовалось. Мои слова, поступки, логика действий и мышление были не типичными для этого места и времени, поэтому резко осуждались. В первую очередь моими родителями. Фразы: «Ты что, не можешь быть как все?», «Что скажут люди?» и «Ты все делаешь совершенно не так» стали слоганами моего непростого детства.
Я ожидала похвалы родителей и общества за свою уникальность, но взамен получала только неодобрение. Из-за этого мне не с кем было поговорить, выплеснуть свои переживания, которые с каждым годом накапливались и пускали корни глубоко в моей психике. Из-за этого я была закомплексованной и неуверенной в себе. В конце концов, закрылась от мира, так враждебно настроенного против меня. Создавалось впечатление, что мне здесь не место.
Лет в 10 у меня зародилась мысль свести счеты с жизнью. В 12 я совершила первую попытку – выпила какие-то таблетки из родительской аптечки, но все закончилось легким недомоганием.
Переходной возраст был сущим кошмаром. Я заводилась с полоборота. Была вспыльчивой, сверхэмоциональной, плакала по любому поводу и без, обижалась на все подряд, закрывалась от людей все больше и больше.
Меня сильно «штырило» от колебания настроения и негативного мышления. Суетливая, несуразная и неспокойная я держала все в себе, и казалось, вот-вот взорвусь. Так произошла новая попытка суицида. Помню, как раз резала вены лезвием, когда в комнату вошла мама и позвала обедать (она не поняла ничего). Тогда в моей голове щелкнуло: «Ты просто не имеешь права это делать, мама не переживет. Она такого не заслужила».
На папу мне было плевать, ведь он подарил мне уйму комплексов. Неприятие своей внешности и помешательство на похудении – результат его так называемых шуточек о том, что я жирная и тому подобное. Мама же, хоть и не понимала меня, но часто поддерживала в творческих начинаниях и, самое главное, верила в меня. Так обидеть ее я не могла!
С тех пор держалась и старалась не доводить себя до суицида. Справляться помогали алкоголь и марихуана. Именно с их помощью я могла держаться на плаву. Меня бросало в крайности, поэтому нужно было как-то заземляться. Обычно алкоголь я пила на «подъеме», когда энергия била ключом, гениальные идеи фонтанировали и казалось, что я могу свернуть горы. В такие моменты я была «на коне», и хотелось «подкинуть дровишек», то есть усилить это редкое для меня состояние. Алкоголь в эти моменты делал меня еще более уверенной и раскованной. Страхи в момент исчезали. Из серой затюканной мыши я вдруг превращалась в эпатажную барышню, которая привлекает всеобщее внимание.
Но была и другая сторона медали – спад. Энергия иссякла быстро, а восстанавливаться приходилось долго. У меня опускались руки, делать ничего не хотелось, в себя я не верила, а гениальные идеи теперь казались никчемными. Депрессия накатывала жуткая. Чтобы пережить это состояние, я курила траву, и становилось легче. Можно было выдохнуть и сказать: «А ведь все не так уж и плохо».
Годы шли, качели становились все размашистее.
После института я осталась жить в Киеве, поэтому ребром стал вопрос – всегда быть в состоянии обеспечивать себе проживание и пропитание. Какое-то время у меня это получалось. Моментами я даже хорошо зарабатывала и был прогресс в плане карьеры.
Но колебания настроения становились все жестче, а промежутки – очень неравномерными. С каждым годом яркие «взлеты» становились короче, а «спад» длился все дольше и дольше.
Стало очевидно, что со мной 100% что-то не так. Я смотрела на людей и понимала, что они живут иначе. Что им не так сложно находиться в обществе, строить отношения, работать и тому подобное. Я не понимала, как вообще общаться с людьми, а тем более с противоположным полом. Нормальных отношений с мужчинами у меня толком не было – лишь сплошные токсические иллюзии на расстоянии, которые приносили исключительно страдания. Мои нездоровые привязанности к мужчинам могу сравнить только с героиновой зависимостью, которую я считаю самой страшной из всех зависимостей.
Я понимала, что нужно как-то решать ситуацию. Отчаянно искала ответы в эзотерике, буддизме, кислоте и, в принципе, результаты были, но быстро рассеивались. Ресурсов ежедневно практиковать буддийские практики не хватало, потому что во время спада я впадала в депрессию и апатию и «забивала» на все. А знания и откровения, полученные во время «путешествий» по сознанию, нужно было не просто осмыслить, а еще и усиленно применять в жизни, но опять же во время спада все катилось к чертям. Поэтому я оставила эти попытки и просто продолжала заземляться с помощью алкоголя и травы.
С первым особых проблем не было, так как длительность подъемов становилась все короче, а к курению я, увы, пристрастилась. Дошло до того, что все время была как под воздействием. Я стала гипербеспокойной, тревожной и суетливой. Мыслила очень негативно и депрессивно. В голове и в жизни царил хаос. Никакого порядка.
На «подъеме» я тратила немало денег – я же «на коне», и у меня, такой гениальной, все схвачено. Ввязывалась в какие-то проекты, договоренности, а потом на спаде осознавала, что не потяну, что у меня нет сил и энергии, нет опыта и вообще «я уродина бесталанная», и от всего отказывалась.
Я либо тратила кучу денег и жила не по возможностям, либо жила в долг и впадала в нищебродство. Либо бралась за кучу работ и активностей одновременно, либо не делала ничего, потому что была не в состоянии. Например, могла купить дорогущий абонемент в тренажерный зал с персональным тренером, оплатить курсы творческой направленности, начать переговоры об организации фестиваля с влиятельными людьми, не имея никакого опыта их проведения. Мне хватало энергии на все это, я была на взводе.
Потом резко – бах! Просыпаешься утром и не можешь встать с кровати. Смотришь на себя в зеркало и рыдаешь от того, что ты жирная и некрасивая и тебе нельзя выходить из квартиры из-за этого. Куришь, ешь что попало – в итоге еще больше поправляешься, все договоренности отменяешь, деньги уже не вернуть, репутация испорчена, ряд людей тебя больше знать не хотят. Это приводит к еще большей депрессии, и ты начинаешь еще больше курить, чтобы стало полегче, и вал проблем и неприятностей несется как снежный ком…
Это была не жизнь, а сплошной бардак. Меня бросало из деятельности в бездеятельность. Из стороны в сторону. То хотелось петь, то стать режиссером, сценаристом, фотографом, оператором… «Все-таки петь – мечта всей жизни. А нет – показалось! Мое призвание писать сценарии. Буду писать сценарий полного метра. Нет, лучше сериала. Комедии. Нет, драмы. О, придумала – трагикомедии. Точно! А может, лучше книгу написать? Или все же петь? Или буду играть на пианино! Решено, стану великой пианисткой… или все-таки режиссеркой?»
Деструктив был во всем: я меняла жилье и работу все чаще и чаще, сбегая с прежнего места, причем не очень хорошо с точки зрения работодателей и арендодателей. Подставляла всех, не выполняла договоренностей и т.п. Но как всем объяснить свою ситуацию, я не понимала. Говорила, что мне просто нездоровится, но люди от меня все равно отворачивались.
К этому моменту я стала все реже и реже видеться с друзьями и «выходить в свет». Превратилась в затворника социопата. Старалась работать исключительно на фрилансе, приходя в офис только по надобности.
Я не любила себя, свою жизнь и мысли о суициде стали вытеснять все остальные. Плюс ко всему меня переполняли различные страхи. Начались панические атаки, срывы и затяжные депрессии. «Качели» стали такими резкими, что потрясения и страдания превратились в саму мою суть.
Казалось, что хуже уже быть не может. Но я ошибалась. Однажды раздался телефонный звонок, который подкосил меня окончательно. «У нашей мамы рак четвертой стадии, ей осталось жить максимум месяц…» В тот момент что-то оборвалось во мне навсегда. Почва из под ног ушла.
Мама прожила еще полгода, но за это время я свихнулась окончательно. Моя эмоциональная стабильность оставляла желать лучшего. К тому моменту я работала на прямых эфирах и приходила в офис только на съемки. Вела себя неадекватно, бросалась на людей, могла начать бить по рукам своего помощника за то, что он включил не тот кадр или звук и тому подобное. Могла бросить ведущую, которую «вела» в наушнике, посреди эфира и выбежать на улицу, чтобы покурить травы. Прямые эфиры расшатали мою психику. Не представляю, как меня вообще терпели люди. Себя такую терпеть лично у меня уже просто не было сил…
После смерти мамы руки опустились окончательно. Я понимала, что теперь могу с чистой совестью покончить с собой (гора обид на отца никуда не делась). Эта мысль укоренилась в голове и серьезно меня пугала. Мне хотелось спасти себя. Было очевидно, что сама я не справляюсь и нужно идти за помощью.
Я обратилась к психологу. Та была шокирована моим состоянием, с сожалением сказала, что не сможет мне помочь, и направила меня к психотерапевту. После ряда тестов и сотни вопросов меня взяли за руку и отвели в соседний кабинет к психиатру. Тот сказал, что мой диагноз очевиден, но для полной уверенности нужно сдать анализ крови на литий.
Результат анализа подтвердил предполагаемый диагноз – биполярное расстройство. Мне выписали лекарства. Но с новообретенным статусом больного психическим заболеванием стало только хуже. Я чувствовала себя больной на другом уровне. Теперь я имела полное право катиться на дно своего ада – ведь у меня биполярное расстройство.
«Это вам не насморк! И это не лечится. То есть все – выхода нет, это мой крест. Я обречена».
Я проваливалась на дно с сумасшедшей скоростью. Качели швыряли меня во все стороны. Все стало тотально сумбурным, беспорядочным, мысли – еще более хаотичными. Сложно было довести хотя бы одно дело до конца. Я не могла сосредоточиться – хоть убей. Усидчивости ноль. С людьми общаться я больше не могла, ходить на работу тоже. Я выживала только благодаря фрилансу, но оплата работ, которые я находила, была не большой. Мне пришлось снимать комнату за городом.
Так продолжалось три года. Становилось хуже. Уже не всегда мне удавалось заработать даже на еду. Помню нашумевшую историю с Шинейд ОʼКоннор, которая не выдержала и выложила видео о своем биполярном расстройстве. В тот момент я уже была готова кричать во все горло и на весь мир: «П-О-М-О-Г-И-Т-Е !!!!!!»
Близкие друзья понимали, что со мной явная беда. Я сама стала открыто просить их о помощи. Мне находили лучших специалистов, но безрезультатно. Наоборот, это еще больше усугубляло ситуацию, так как я тратила на лекарства и сеансы психиатров все свои деньги. Пришлось просить папу о финансовой помощи на лечение. Но как именно меня лечить, врачи, судя по всему, не знали, потому что у каждого было свое видение и диагноз (то ли маниакально-депрессивное расстройство, то ли депрессивное – мнения расходились). Я, как подопытный кролик, пила горы разнообразных таблеток, от которых в итоге набрала около 20 кг и стала просто омерзительной для себя.
Все рушилось. Депрессия, зависимости, гора долгов, лишний вес и желание умереть – с таким набором я засыпала и просыпалась день за днем.
Я стала максимально ранимой и чувствительной, так словно была без кожи. Каждый взгляд, каждое слово резало меня на части. А замечание или правка по работе – просто убивали. Я ненавидела свою жизнь и себя. А за что мне было себя любить? Я ничего не добилась, ни на что не способна, я некрасивая и толстая, у меня нет денег, нет отношений.
Выглядела я ужасно, перестала окончательно следить за собой. Жить в Киеве или даже рядом со столицей я больше не могла себе позволить – с поджатым хвостом вернулась домой в поселок, чему папа с новой женой не очень обрадовались.
Я изо всех сил старалась найти удаленную работу, бралась за любую и соглашалась на любые деньги, лишь бы заработать на еду и лекарства. Папа знал, что у меня психическое заболевание, но он не вникал, какое именно и что оно значит. Мама бы сразу загуглила, предложила бы помощь. Но папа лишь осыпал упреками: «Почему ты сидишь без работы? Я вчера на рынке видел объявление, что там нужен продавец – почему ты туда не устроишься? Корона мешает?»
Я отчаянно пыталась заработать в интернете, но меня кинули несколько раз подряд, не заплатив. Жила я исключительно в долг. В последние годы делала попытки работать вне дома, но хватало сил сначала на пару месяцев, потом недель, потом максимум на пару дней. За такую «работу» мне обычно не платили, потому что увольняли или я сама сбегала в истерике.
Дома находиться тоже больше не могла – пришлось устроиться посудомойщицей в кафе на море. Выбрала этот вариант, так как там давали койко-место и кормили. Думала, если меня уволят, так хоть будет где жить и что есть. Но я продержалась до конца сезона и смогла отдать долги.
Вернулась домой – опять в свой персональный ад. Что делать дальше? Становится только хуже и хуже, значит, дальше будет только так. А куда уже хуже? На улице жить с бомжами? Курить уже не было смысла – нужного эффекта расслабления я больше не получала. Хоть все за раз скури – ничего.
Поэтому я просто «гасилась» транквилизаторами и спала сутками. Бывало, просыпалась посреди ночи и понимала, что не могу выдержать и минуты в трезвом сознании. Снова пила транквилизаторы и вырубалась.
Я осталась наедине с мыслями о суициде. Они прижимали меня к стенке. Парализовали. Других мыслей уже не было. Не было желания и сил бороться. Очевидно, что я проиграла. Game over.
У меня была двойная смертельная дозировка очень сильного лекарства. Раньше было страшно кончать с собой. Я боялась, что останусь калекой и только усугублю и без того невыносимое существование. Но к этому моменту мне стало уже все равно. Ни страха, ни сомнений, я понимала – это единственный выход из сложившейся ситуации. Чуда не произойдет. Я не проснусь завтра утром психически здоровой и способной на качественную жизнь.
Оставалось несколько минут до моего очередного дня рождения. Я хотела сделать это именно в этот день. Была уже готова предсмертная записка, я зашла в соцсети, чтобы выложить ее и запланировать публикацию с запасом на два дня (вдруг меня откачают, спасут, а тут такой камин аут!).
В мессенджере я увидела неожиданное сообщение: человек из далекого прошлого, с которым мы уже лет 10 не общались, интересовался, правда ли, что я совсем на грани и все на самом деле очень-очень плохо? Я написала, что у меня все чудесно, а его вопросы – бред полный. Сама подумала тогда – сделаю еще одну попытку себе помочь.
На следующий день – в свой день рождения – я уже лежала в психиатрической больнице. Меня взяли бесплатно. Я со слезами на глазах пояснила, что если меня не положат, то к вечеру меня уже не будет в живых.
Я знала, что однажды окажусь здесь, и вот это произошло. Место было не таким, как я представляла: наполеонов, ван гогов и бетховенов я там не встретила. Наоборот, увидела настоящую кунсткамеру. Простите, но иначе это не назвать. Сложно представить столько странно выглядящих людей в одном месте. Одна – невероятно высокая и худая, вторая похожа на большой шар и в свои 40 лет мыслит как 10-летняя девочка, третий – скрюченный, как знак вопроса, четвертый волочит за собой ногу, пятый ходит взад-вперед с синдромом неусидчивости.
Это был сельский психиатрический дом, поэтому там лежали в основном люди с задержкой психического развития, алкоголики, наркоманы и не пойми кто еще. В моей палате, например, была молодая девушка, сидевшая на героине и метадоне. Она успела похоронить от передозировки своего парня и многих общих друзей. Я думала, что она хочет слезть, но оказалось, что ей просто нужна была справка для суда – полиция поймала ее с поличным, а пролечившись добровольно, она может избежать тюрьмы.
Наркоманы там, кстати, регулярно за деньги «лечатся», но только для того, чтобы их «почистили» от наркоты – обнулили, так сказать. Так в дальнейшем им нужна будет меньшая дозировка, чтобы «вмазаться», и они смогут хорошенько сэкономить на наркоте. Врачи об этом прекрасно знают – это их бизнес.
Меня там, кроме питания, ничего не смущало. Ни обшарпанные стены советского здания, которое вот-вот рухнет, ни строгий порядок в больнице, как в армии или тюрьме, ни отношение врачей и санитаров к больным. Не смущала даже общая душевая, где приходилось мыться при всех женщинах в одном помещении из тазика.
А вот еду есть было невозможно. Переваренная субстанция без соли на завтрак, обед и ужин. Что это? Суп или каша? А если каша, то какая? Рис, пшено, овсянка? Не разобрать ни по виду, ни на вкус.
Все питались своими, привезенными из дома, запасами. У меня не было денег, и очень близкие друзья, зная, где я нахожусь, присылали мне немного на еду. Они же покупали носки, трусы, шампуни и прочие необходимые вещи. Когда подруга меня навестила, она была шокирована увиденным до глубины души: «Законно содержать людей в 2019-м в таких условиях?»
Холодно было очень. Я спала в трех свитерах и в трех парах носков. Нам запрещали пить чай не по расписанию. Заставили скинуться на дополнительный чайник, после чего чай был все равно по расписанию. Голову разрешали мыть раз в неделю, а то и реже, так как горячая вода считалась роскошью. Запретов было уйма. Расписание дня строгое. Порядок в палатах проверялся с дотошной щепетильностью. Всех постоянно шантажировали, что переведут в девятое отделение. Вот там «по-настоящему» было очень плохо. Людей привязывали к кроватям на несколько дней и накачивали сильными препаратами – пациенты на время становились «овощами». Они сутками могли лежать в своем дерьме и моче. Такое наказание ждало, если ты буйный и непослушный, то есть не соблюдаешь строгие правила больницы: отказываешься есть или спать в указанное время.
Таким я увидела наше отечественное «гнездо кукушки», над которым изрядно покружила.
Но даже в этом отвратительном месте мне на тот момент было лучше, чем дома с родными людьми.
Главрач усердно лечил меня от депрессивного расстройства, так как мании, по его словам, у меня нет. Из-за этого у меня начался сильный перекос из депрессии в манию. Я, как Иисус, бегала по коридору больницы, вещая всем, что я излечилась и все поняла! Теперь я знаю, как жить дальше и тому подобное.
Пришло время срочно бежать из этого места. Стены давили на меня, вдруг открылись глаза на ужасные условия и людей, которые там были. Я выписалась и спустя сутки уже была в Киеве. Остановилась у близкой подруги, стала сразу искать работу. Но через два дня оказалась снова на дне…
Так я попала в Павловскую психлечебницу. Меня не хотели туда брать, так как нет ни прописки, ни денег. У них так не принято. Но мой вид говорил сам за себя, и в итоге меня положили в хорошее отделение кризисных состояний. Там все разительно отличалось от сельской больницы. Люди, стены, человеческое отношение врачей, еда. Пациенты были в основном творческими людьми с похожими или такими же расстройствами, как у меня.
Мне вновь поставили диагноз – биполярное расстройство. Тут было хорошо и комфортно. Отделение напоминало скорее санаторий, чем больницу. Спустя месяц я думала, что полностью исцелилась. Попросила выписать, но врачи убеждали не спешить. Они дали мне больничный отпуск на неделю. Я вышла и уже через день вернулась назад.
Прошел еще месяц, третий по счету, проведенный в психбольницах. Я боялась выписываться, понимая, что больше негде просить о помощи. Все. Тупик. Выход из больницы означал для меня смерть. В «тепличных» условиях – мне норм, вне стен больницы – ад.
Знакомая предложила поучаствовать в афере в другой стране, чтобы заработать денег. Она не знала о моей ситуации и моем состоянии. Я согласилась. Мне нечего было терять. Посадят – так посадят. Убьют – отлично. Я добровольно улетела туда на две-четыре недели, но «отпустили» меня лишь спустя 5 месяцев. Лекарств у меня было на месяц. Но каким-то образом удалось справиться. От меня ничего уже не зависело. Улететь обратно я не могла. Что-то решать и менять тоже. Оставалось только смириться и принять ситуацию. Я начала учиться этому. В голове стало проясняться.
Деньги за аферу мне заплатили. Можно было их потратить с умом: на жилье, на психиатров и лекарства, на еду, пока ищешь работу. Но мне надоело все это. Я просто хотела на природу, в убежище, где хорошо. И я нашла такое место, это оказалось самым верным решением в жизни. Там начало приходить осознание, понимание, озарение, начались процессы пробуждения.
У меня открылись глаза на то, что я всю жизнь требовала принятия себя людьми, но при этом сама не принимала себя. Требовала любви и уважения – но сама себя не любила и не уважала. Требовала понимания, но сама понять других не желала. Сплошные требования, обиды и претензии к миру вместо благодарности. До меня дошло, что никто мне ничего не должен, что лишь я сама ответственна за свою жизнь. Что родители меня любили так, как умели, а мир реагировал на меня и трансформировал в жизнь то, что соответствовало моим запросам: «Хочешь страдать? Получай страдания!»
Я наконец-то отпустила обиду на отца. Ну не дано ему меня понять, и что теперь? Постоянно жалея себя, я довела ситуацию до крайности. Я всегда хотела перемен, но не делала никаких сверхусилий. Теперь я была готова к большой работе над собой, и тут же на моем пути стали встречаться люди, дарящие нужные опыт и знания.
Знакомство и сессии с целителями, практикующими тета-хилинг (В основе метода ThetaHealing («healing» — исцеление с англ.) – медитация, во время которой пациент с помощью мастера тета-хилинга впадает в состояние расслабления. Основатель практики – американская художница Вианна Стайбл, которая утверждает, что в 1995 году смогла исцелить себя от тяжелой болезни при помощи особой медитации тета. В 2000 году она сертифицировала свое лечение и издала книгу «Расширенный ThetaHealing» с описаниями техник – прим. DIVOCHE.MEDIA), радикально изменили мое сознание. Я точно теперь знаю, что ничего не происходит случайно. Что все это – результат моих мыслей. Что только мне решать, идти на дно из-за негативной ситуации или интерпретировать ее в знания и полезный опыт. Да, это не просто. Но это возможно при ежедневной работе над собой с максимальной осознанностью.
Я поняла, что на самом деле мне, скорее, везет по жизни, а не наоборот. Друзья не отвернулись от меня и помогали, врачи лечили бесплатно.
Я приняла решение, что больше не больна ничем. Мне так проще. Не на что теперь перекладывать ответственность. Я учусь принимать и любить себя такой, какая есть. Больше не ругаю себя и не считаю деструктивной. Не ставлю завышенных целей и ожиданий. Я просто нахожусь в своем потоке. Не получилось что-то? Ок, не страшно. Не смогла заработать ожидаемых денег? Хорошо, попробуем сэкономить в этом месяце. Поправилась на пару кило? Значит, пока так, будет возможность сбросить – отлично, нет – разберемся и с этим.
Я спускаюсь с небес на землю. Больше не употребляю алкоголь и марихуану – стараюсь заземлятся другими способами: спорт, пешие прогулки, йога, разные целительные практики.
Прошло очень мало времени, чтобы заявлять, что я окончательно исцелилась, но теперь уверенно стою на ногах. Оглядываясь назад, понимаю, что хоть это и был кромешный ад, мне нужно было его пройти. Иначе я бы не получила того осознания, которое у меня теперь есть.
Поводов для гордости и любви к себе становится все больше и больше. Сейчас я не хватаю звезд с неба – потихоньку восстанавливаюсь, зарабатываю на еду и жилье и небольшие радости жизни для себя. Учусь слушать и видеть, находиться «здесь и сейчас» – присутствовать в реальном мире, а не внутри себя.
Я перестала стараться понравиться людям. Учусь никого не осуждать. Учусь принимать всех, ценить и благодарить. Учусь любить. Это большой долгий путь, и я верю в его успех.
*По просьбе авторки имя изменено.
