Все в этой жизни происходит тогда, когда ему самое время случиться. У Бродского есть слова о Стамбуле, в котором присутствие истории неизбежно, как дорожное происшествие. Так моя первая поездка в Норвегию столкнула меня, словно с накренившейся фурой, с той идеей, присутствие в моей жизни которой отчасти сформировало мое видение и ощущение дома.
В 2012 году я переехала в дом своего мужа – сквот на Терещенковской, 17в. Он удивительным образом стал такой сильной гетеротопией, таким невоспроизводимым образом, таким мощным впечатлением, что я продолжаю получать эту энергию, созерцать дикую красоту и минимально подключать свои созидательные способности, чтобы поддерживать это место и себя в нем в благости.
В Норвегии жители исповедуют философию koselig – уюта, который зиждется на противоречии внешнего природного неуюта, и холода с внутренним домашним очагом, теплом, заботой и чувством, что ты можешь переждать в этом укрытии самые холодные дни, заблаговременно укутав себя во все мягонькое.
Вместе с этой простой и доступной концепцией плотно переплетена идея Мартина Хайдеггера о том, что связь человека с местом и через место с пространством заключена в жилище. Норберг Шульц, переосмысливая феноменологический подход Хайдеггера, заключает, что места в пространстве, которые имеют отчетливый и ощущаемый характер, призваны визуализировать genius loci, тот самый гений места, о котором говорили во времена римлян.
Осознавая себя в сквоте на Терещенковской, я часто задумываюсь о той структуре, которая стала фундаментом этого места. Тут нарушены границы публичного и личного пространства – квартира находится на втором этаже сквота, во дворике первого этажа расположена кофейня и бар Squat 17b yard cafe – место, ставшее киевской Szimpla Kert, выросшее на terrain vague, в двух заброшенных, доведенных до аварийности домах, один из которых через какое-то время превратился в нашу частную собственность.
Я часто просматриваю тексты о гетеротопии и урбанистике, потому что, как мне кажется, сквоттинг идеально заполняет нишу, отведенную “не положенным” местам в городском пространстве.
На просторах интернета в рамках дискуссии о гетеротопиях всплывает мысль-сравнение между архитектурной гетеротопией Фуко и гетеротопией биологической. Последняя обозначается как расположение ткани в неположенном месте – врожденная аномалия развития, когда, например, элементы серого вещества головного мозга оказываются в белом.
Согласно этому сравнению, нечто другое, непривычно расположенное в городском пространстве, вызывающее необычные, совершенно новые эмоции от ощущения разрыва бесшовной реальности – это и есть сквот как социокультурный феномен. Не конкретно наш, но любой, существующий в постгражданском обществе, на руинах старого мира, где традицию попирала другая традиция.
В таком сложном ощущении сквота как пространства с особой аурой и энергией, выражаясь абстрактно, многое свалено в одну кучу, но даже о гении места в этом пространстве я могу сказать точно – он заключен в огромном количестве интуитивных и необъяснимых ощущений.
Девичий виноград, заплетающий все вокруг, делает это место совершенно диким, всамделишным, похожим на что-то, что ты случайно подсмотрел сквозь дыру в заборе. Подсмотрел, а там – буйство сорняковых, но таких прекрасных растений, победа природы над человеком, совершенно хайдеггеровский лес или волшебный сад.
Иногда сюда заходят люди, которые, по их словам, жили тут когда-то. Это приоткрывает удивительный занавес прошлого этого места, но чем туманнее рассказы тех, кто вспоминает о нем в прошедшем времени, тем лучше.
Что тут было когда-то? Конюшни, складские помещения, запасники, общежитие, коммуна? Начиная с 1938 года, это место постепенно трансформировалось в то, чем оно есть сейчас – местом на карте городского пространства, низовой инициативой, проектом нескольких людей, случившейся мечтой, местом людей и идей, городской достопримечательностью, “другим” пространством, о котором говорят с удивлением, секретным местом без вывески на фасаде, площадкой для нетворкинга, домом твоих друзей, another place, куда приводят только тех, кому можно доверить свои самые любимые места.
И ты как-то совершенно спокойно, словно место ждало именно тебя, становишься ему локейшн-менеджером и садовником одновременно.
В голове каждый день происходит множество процессов – свечи, цветы, иллюстрации, картины, инсталляции. Люди, которые видят все это широко открытыми глазами и ощущают не твое воздействие на место, а, наоборот, то, как место поменяло тебя. Ты, вдохновленный, служишь ему, наполняешься внутренней благодарностью от возможность быть тут, жить тут, дышать тут.
Делать те немногие вещи, которые и подчеркивают этот дух и эту сложносочиненную реальность, неуместную для кого-то, но такую понятную для тебя и людей рядом с тобой.
